Марина Комарова - Дом потерянных душ [litres]

Всё наваждение развеял сухонький пожилой интеллигент, пробегавший мимо. Остановился, всплеснул руками. Внимательно посмотрел на Тамилу, и она вздрогнула. Эти светлые глаза она уже видела. И потрёпанную одежду. Только это было в парке, на скамье.

– Нечего стоять, детки, – произнёс он мягким голосом, – быстро-быстро теперь посмотрите на себя! Домой – лечиться! А то старому Юрию Владимировичу и смотреть на вас больно. И улыбнулся, светло так, по-доброму.

Герман оторопело уставился на него, но Тамила уже ничему не удивлялась. Заметив кровь, резко потянула психолога за собой.

– Кто это… – начал было он.

Тамила оглянулась, но обнищавшего интеллигента уже нигде не было.

– Добрый дух, – хмыкнула она. – Ну, или не очень добрый. Но всё же полезный.

«А может, и не дух. Кто его знает, – мелькнула мысль. – Но кем бы ты ни был, спасибо тебе, Юрий Владимирович. Имя я теперь запомню».

Полезный. Поблагодарить его только так и не вышло.

– Всё, красавица, приехали, – ворвался в мысли голос Корженевской. – Можно слезать. Эй! – Она ткнула подругу локтем. – Уснула, что ли?

– Да ну тебя, – буркнула Тамила, опираясь на плечо Лизы и становясь на асфальт. – Что, надо было карнавал устраивать, пока ты меня везла?

– Это было бы интересно, – заметила Корженевская. – Но лучше не искушать судьбу.

Тамила сняла шлем и отдала его Лизе:

– Сегодня позвонишь?

Корженевская кивнула:

– Гарантирую ворох дамских сплетен и поминутный отчёт о том, как всё прошло, – со всей серьёзностью заявила она. – О! Смотри!

Тамила оглянулась:

– Что?

И тут же увидела Богина, курившего возле подъезда и ничего не замечавшего вокруг. Она нахмурилась, понимая, что в его облике что-то не так.

– Что-то в первый раз вижу, чтобы врач приносил пациенту цветы, – с каменным лицом заметила Корженевская и тут же добавила: – Не на могилу.

– Езжай уже, – хмыкнула Тамила. И тут же добавила: – Добрая женщина.

– Еду, моя госпожа, – не стала спорить Лиза, – до вечера.

Тамила не стала смотреть, как она выедет со двора, где галдели дети и степенно прогуливались соседки с нижнего этажа. Развернувшись, она направилась к подъезду. Герман улыбнулся и пошёл навстречу. День обещал быть хорошим. И не только он.

Улицы окутала ночь. Разлила осеннюю прохладу, укутала чёрным бархатом тьму над спящей Москвой. Почти спящей. Потому что кое-где в окнах горел жёлтый тёплый свет и лился на тёмные улицы.

Дрёма парила над крышей высотного дома, набрасывала на каждое из окон сеть снов. Сверкающую мягким серебром, приносящую покой и сладкое забытьё человеческим сердцам. Заглянув на второй этаж, Дрёма хмыкнула и покачала головой. У этих свет не горит. Но им и не надо. Им сейчас точно не до сна…

Присела на балконные перила, совсем по-девчоночьи заболтала ногами. Дворовый кот поднял голову и задумчиво посмотрел на неё. Чу-у-у-ет… Чует, что кто-то приблизился к симпатичной темноволосой женщине, которая подкармливает его и гладит длинными нежными пальцами.

– Как тебе не стыдно подглядывать? – спросил из ниоткуда возникший собеседник.

Дрёма снова взялась плести сны. Лишь искоса глянула на него. Снова потерял человеческий облик. Тело не разглядеть, лицо – тёмное пятно. Только вот взгляд хорошо чувствуется. Острый такой, внимательный. Пронизывающий пространство и время. И руки… длинные, умелые, ловкие. Этими руками он держит покой города. Не зря же Долгоруким прозвали.

– Не стыдно, – хмыкнула Дрёма. – После того, что богинка наделала, надо же удостовериться, что у моего мальчика всё в порядке.

В ответ – короткий смешок, подхваченный ветром.

– Твоего?

– Угу, – кивнула Дрёма, и колокольчики на плетении снов нежно зазвенели. – Уж только не помню в каком там поколении. Род, поди, веков пятнадцать-то идёт. Но, как видишь, силы до сих пор хороши. Знатно ходит по снам. К тому же… богинка эта, гадина, пришла тут, порвала мне всю плоть из снов, которую я плету каждую ночь. Разве ж такое годится, Гюрг?

Он покачал головой.

– Не годится. Не люблю, когда чужаки тут свои правила вводят. Пришёл в гости – будь вежлив.

– Да-а-а, – выдохнула Дрёма, ещё раз глянув в окно.

Прислушалась.

Спят.

На тонких губах, едва-едва виднеющихся на тёмном лице, появилась улыбка. И правильно, так и надо.

– Пройдёмся по небу? – спросил Гюрг, деликатно предлагая взять его за локоть.

– Пройдём, – шепнула Дрёма и разжала длинные нечеловеческие пальцы.

Ветра подхватили плетение снов и, мягко позванивая хрустальными колокольчиками, понесли его над погружённой в сон Москвой.

Syn – сын ( словац .).

Stojan – стоять ( словац .).