Вольфганг Хольбайн - Бремя Могущества

Вдруг он замер на месте, по телу побежали мурашки. Абсолютно исключено, чтобы можно было в этот час и в таком месте наткнуться на человека, вышедшего подышать свежим воздухом, да еще с фонарем в руках. Он знал, как преодолеть страх темноты, причем не раз это приходилось делать в очень напряженных ситуациях, но этот лес и этот туман были совершенно необычны.

Шин попытался вспомнить, как далеко он успел отойти в соответствии с описаниями хозяина, но что–то произошло с его памятью — он не помнил из его разъяснений ровным счетом ничего. Мало того, описания эти никак не вязались с данной местностью.

Он медленно достал из кармана куртки узенький пистолет и снял его с предохранителя.

Источник света так и не успокоился, продолжая плясать среди веток кустарника, временами пропадая на пару секунд и затем возникая снова.

Более того, он медленно, но упорно двигался прямо к Шину.

Шин ощутил вдруг сильнейшее желание — повернуться и бежать отсюда со всех ног. То или тот, кто приближался к нему, казалось, в точности знал, что ищет здесь.

— Рольф, — ошеломленно воскликнул я, увидев, кто дожидается нас в карете. — Ты–то как здесь оказался?

На широкой и не слишком симпатичной физиономии Рольфа появилась странная гримаса, весьма отдаленно напоминавшая улыбку.

— Да вот скука заела в Лондоне, малыш. Подумал себе, может, я вам понадоблюсь. И, видимо, не ошибся.

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил я.

Я заметил, как Говард покачал головой и уставился в окно кареты с таким видом, будто ход беседы его вовсе не интересовал. Однако ему не удавалось скрыть свою нервозность.

— Да ничего, — отмахнулся Рольф, — просто так, к слову пришлось.

Но я‑то отлично понимал, что он имел в виду. Нынешняя непотребная щетина явно не вязалась с моей обычно ухоженной внешностью. Но каким образом я мог объяснить своим спутникам, почему в последние дни так сторонюсь зеркал? Им ничего не было известно о призыве Присциллы и о зеркале, внезапно разлетевшемся в куски само по себе. Не знали они и о моем паническом страхе еще раз столкнуться с безумием, чье ледяное дыхание я ощутил в те кошмарные мгновения.

— Нечего тебе напрягаться по этому поводу, — холодно заверил его я.

Как же трудно было мне сохранить этот безразличный тон! В душе я рвался на поиски Присциллы, и мне казалось преступлением транжирить время на бесцельные разговоры. Ей грозила опасность, и каждая минута, которую я проводил в этих бездарных словопрениях, была драгоценной. Я напал на след и буду идти по нему, пока след этот не приведет меня к цели.

— Как у тебя вообще делишки? — Я задал этот вопрос лишь для того, чтобы не молчать.

Рольф пожал плечами.

— Не проходит это дрянцо — и все тут. Но Мэри знатно меня заштопала.

Мэри Уинден после всего, что произошло, так и не решилась возвратиться в свой родной городок. Оставив на время дочь у знакомых в какой–то деревне, она отправилась в Лондон и нашла приют в доме Говарда.

Для всех было полнейшей неожиданностью, когда я вдруг сорвался с места и выехал из Лондона. Говард, конечно, сразу же отправился за мной. А теперь он призвал на помощь еще и Рольфа, чтобы, поймав, им было бы легче удержать меня в узде. И мне, видимо, ничего больше и не оставалось, как делать хорошую мину при плохой игре. Ни за что он не должен догадаться об истинной причине моего бегства.

Тем более Говард…

А тот, высунувшись из окна, что–то крикнул кучеру, по карете словно дрожь прошла, щелкнул хлыст, и она медленно тронулась с места.

— Что это все значит? — спросил я у Говарда. — Мне показалось, что ты собираешься поговорить со мной. Ни о какой прогулке в карете речи не было.

Говард кивнул.

— Ты прав, Роберт. Но, как я слышал, тебе надо в Лоугрин. И думаю, ты не будешь против, если мы тебя сопроводим туда. — Он едва заметно улыбнулся. — В компании ехать всегда веселее.

Это был не вопрос, а утверждение. Разумеется, я готов был воспротивиться, причем очень сильно воспротивиться, но, с другой стороны, мой отказ неизбежно вызвал бы еще большее недоверие Говарда. Да и проехаться до моего пункта назначения в карете было, что ни говори, приятнее, тем более, что мы имели все шансы добраться туда уже сегодня.

— Ну скажи, почему ты никак не оставишь меня в покое? — раздраженно спросил я.

Говард позволил себе сдержанно улыбнуться.

— Мы бы с превеликим удовольствием оставили тебя в покое, Роберт. И я думаю, что теперь ты все же понимаешь чуть больше, чем прежде. — Он тихо покачал головой. — Хотя кое–что в твоем поведении по–прежнему не дает мне покоя. Разум твой во власти темных сил, которые грозят сломить твой дух. Тебе следовало хотя бы взглянуть в зеркало. У тебя ужасный вид.

При этих словах я вздрогнул. Не из–за того, что Говард упомянул о темных силах, а от перспективы посмотреть на себя в зеркало. У меня было такое чувство, что я могу увидеть там что угодно, только не себя самого.

— Что это с тобой? — вмешался Рольф. — Ни с того ни с сего побелел как мел.

Я передать не могу, скольких сил стоило мне спокойно покачать головой. Я чувствовал, как лоб мой в одно мгновение покрылся испариной. И при всем при этом меня трясло от холода.

— Да ничего, — хрипло проговорил я. — Ничего… страшного.

Говард кивнул.

— Вот, вот. И именно по причине этого самого «ничего», мы и не отойдем от тебя в течение нескольких следующих дней ни на шаг. До тех пор, пока это «ничего» не исчезнет или…

Он не докончил фразу, но я и так понял, что он хотел сказать. Речь шла о борьбе с пока еще неизвестной силой, которую я мог выиграть лишь в том случае, если Говард поможет мне.

Но ведь мне не раз приходилось убеждаться в том, насколько бессилен оказывался Говард против аналогичных сил в прошлом. Он не был колдуном и не обладал магическими способностями, которые можно было бы противопоставить силам тьмы, на поединок с которыми он отважился.

Ну, а что же касалось моего будущего предприятия, то тут гадать не приходилось — он никогда не будет на моей стороне.

Когда мы добрались до Лоугрина, уже почти стемнело. Тонкие, серые клочья тумана носились в воздухе, и я чувствовал, как сырость вползает в карету, въедается в нашу одежду.

За всю эту поездку мы не обмолвились ни словом. Что–то очень неприятное было в этой ситуации, когда двое близких людей, с одной стороны, были твоими друзьями, но с другой, в любую минуту могли превратиться во врагов. Я все время ждал, когда же Говард спросит меня, куда и зачем я направляюсь. Однако он молчал, и это молчание означало, что он либо догадался, либо не рассчитывал на правдивый ответ.

Мне было ясно, что он ни за что не допустит моей встречи с Присциллой. Ведь это именно он позаботился о том, чтобы она оказалась в такой строгой изоляции. Он имел представление о глубине моих чувств к ней и о том, какую опасность могли они представлять для меня — считай — и для всех остальных. Но все это были причины, так сказать, рационального порядка. Что мог знать такой человек, как Говард, о любви ?