Вольфганг Хольбайн - Бремя Могущества

Мне хотелось закричать, но я не мог.

Огромная кабанья голова, пасть, утыканная жуткими, свирепыми клыками…

Снова и снова палил я в него, пока боек не застучал по опустевшему барабану. И каждый вы стрел высвечивал из темноты злобную морду монстра.

А потом все исчезло.

Буквально в одно мгновение исчезла эта тяжелая, давящая боль, разлившаяся по моему черепу и сковавшая его. И я пошатнулся под накатившейся на меня волною слабости, едва сделав шаг вперед я почувствовал облегчение. Огромное, космическое облегчение. Во рту все еще присутствовал тот давний, но только сейчас замеченный мною горький привкус, руки мои все еще продолжали дрожать, однако я отчетливо понимал, знал, что видение исчезло. Нечто, не дававшее мне покоя, поджидавшее меня там, в темных глубинах этого подземного хода, исчезло.

Я уже хотел обернуться к Шину и спросить его, видел ли он все это, по не успел. Внимание мое отвлек какой–то шорох.

В следующую секунду что–то грохнуло, посыпались искры, и внезапно прямо передо мной распахнулась какая–то дверь. Глазам моим стало больно от невыносимо яркого света. Ярдах в пяти от меня на фоне этого ослепительного прямоугольника темнела фигура.

Все произошло слишком неожиданно, чтобы я мог отреагировать. Я просто стоял, глуповато уставившись на кинжал в руке незнакомого мужчины. Его побледневшее лицо исказила гримаса ужаса, а в глазах застыло безумие.

— Сантерс, — хрипло произнес за моей спиной Шин.

Теперь человек смотрел уже не на меня, а куда–то мимо. Он, видимо, только что заметил Шина. Глаза его полезли на лоб, а изо рта побежала слюна.

— Андара, — прохрипел он, поднимая кинжал. Его движения были какими–то деревянными, резкими, но целеустремленными.

Целую долгую секунду я был не в силах пошевельнуться от ужаса. Сантерс был тем человеком, которого разыскивал Шин… Шин?! Человек, сопровождавший меня, действительно Шин, или же Родерик Андара, мой отец?

Я отказывался принять всерьез услышанное из уст Сантерса. Я ведь спросил у Шина, кто он, и тот ответил мне, привел вполне убедительные доводы. Он сказал мне правду! Если бы он лгал мне, если бы действительно в его ипостаси выступал Андара, я не мог бы не почувствовать этого.

Сантерс шагнул ко мне. Кинжал в его руке угрожающе блеснул. Я понимал, что он не на меня собирался напасть, и знал, что где–то позади него, там, откуда он сейчас вышел, находится Присцилла. Одним прыжком я проскользнул мимо него и… замер на месте.

У противоположной стены стоял деревянный алтарь, на котором лежала женщина. И хотя не было заметно никаких признаков совершенного над ней насилия, в глазах ее застыл непередаваемый, немой ужас.

Рядом с ней стояла Присцилла. У нее, как и Сантерса, в руке был кинжал. Лицо, как у статуи, — холодное, неподвижное. Острие кинжала нацелено прямо в горло женщины. Заметив меня, она медленно повернулась. Ее полуприкрытые веками глаза расширились, и она устремила на меня взгляд, полный ненависти и презрения.

— И ты здесь? — злобно спросила она. — Надеешься спасти ее? Не позволить, чтобы мы принесли ее в жертву Тилармину?

— Присцилла? — прохрипел я.

Я уже был не в состоянии что–либо понимать. Все мои расчеты строились на том, что Присцилле грозила опасность. Меня ничуть не удивило бы, если бы на месте этой женщины лежала сейчас она. Но то, что она приняла меня, как своего смертельного врага…

— Эккорн, — прошипела Присцилла.

Взметнув волосами, она резко повернула голову к человеку, стоявшему по другую сторону алтаря. До сих пор я не обращал на него внимания. На первый взгляд он выглядел вполне нормально, но, приглядевшись, я понял, что он необратимо И СИЛІ, но болен, хоть симптомы его болезни и не сразу бросались в глаза.

Эккорну не надо было повторять дважды он прямо с места бросился на меня. В движениях его чувствовалась сила, никак не вязавшаяся с его кажущимся тщедушием.

Не сразу успел я понять, что объектом нападения он выбрал меня. В руке я до сих пор держал бесполезный уже пистолет, но даже будь в нем патроны, у меня все равно не оставалось времени на выстрел.

В отчаянии я бросился в сторону, и Эккорн пролетел мимо меня. Но у меня не было времени даже на то, чтобы перевести дух.

С криком он ринулся в новую атаку. Что–то больно полоснуло меня по щеке.

Нож!

Я и не заметил, как оружие оказалось у него в руке. Острая боль охватила всю левую половину головы, по щеке заструилась теплая кровь.

Он продолжал надвигаться, оттесняя меня к стене. Я едва уворачивался от его наскоков. Эккорн не оставлял мне никакой возможности для контратаки. Инстинктивно пытаясь хоть как–то защититься, я изворачивался, как мог, однако Эккорн был мастером во владении этим видом оружия. Сделав нырок, когда он предпринял очередную попытку угодить мне в грудь, я попытался отклониться в сторону, но он оказался проворнее, и кулак его отшвырнул меня назад.

Я с шумом выпустил воздух из легких. Прижатый спиной к стене, я сейчас не имел ни малейших шансов увернуться от ножа. Разноцветные круги заплясали у меня перед глазами, грудь горела.

— Убей его! — вопила Присцилла.

Ее крик на мгновение отвлек Эккорна. Молниеносно подняв пистолет, я изо всей силы ударил его рукояткой по голове. Зашатавшись, он поднял нож и снова устремился на меня, однако на этот раз я сумел избежать удара. Лезвие, полоснув по камню, вышибло целый сноп искр, оставив в нем царапину чуть ли не в палец толщиной.

Схватив Эккорна за руку, я рванул его на себя и, прежде чем он успел опомниться, мощным ударом в челюсть свалил его на землю.

Я не стал интересоваться, что с ним. Присцилла была для меня намного важнее. Я повернулся к ней и…

На одно жуткое, непередаваемо ужасное мгновение наши взгляды встретились. И что–то со мной произошло…

Все вокруг, казалось, завертелось. Из моего желудка темным, отвратительным комком к горлу вдруг подскочила дурнота, и руки и ноги стали вдруг ватными. Все расплывалось у меня перед глазами. Сделать шаг вдруг показалось мне неимоверно тяжелым усилием. Сердце колотилось, готовое выскочить у меня из груди, в ушах стоял оглушительный звон, в глазах потемнело.

Но я не сдавался. Я не мог допустить, чтобы Присцилла расправилась с жертвой. Не мог позволить ей призвать силы, не подвластные нам. Не мог допустить, чтобы она стала убийцей ни в чем не повинной женщины…

Кинжал в ее руке задвигался, словно его вдруг пробудили к жизни неведомые силы. По телу Присциллы волной прошла судорога, и на какое–то мгновение, на крохотную долю секунды она отвлеклась…

Поняв, что это мой шанс, я готов был им воспользоваться. Собрав в кулак все силы, еще остававшиеся у меня, я бросился в схватку с незримыми оковами, грозившими парализовать, обездвижить мой разум.