Алексей Суслов - Угроза для Рима

-Может, господа папарацци от нас и не ждут каких-либо судьбоносных решений, но всё же кое-какую пищу для их изданий и телеканалов мы преподнесём. – Сев на хлипкий стул, Святой Отец окинул взглядом зал и закашлявшись, уткнулся в носовой платок. Пресс-секретарь налил из бутылочки стакан кристально чистой воды и подал побледневшему Первосвященнику. Мелкими осторожными глотками Папа осушил весь сосуд и надев очки на острый нос, уткнулся в текст.

Пьетро Шкани отдал один из микрофонов в зал. Шорохи и скрипы стихли, повисла недолгая тишина.

-Давайте начнём – произнёс пресс-секретарь Шкани и дал слово самому крайнему из сидящих, человеку в старом твидовом пиджаке, будто снятом с экспоната музея.

-Я желал бы получить от Его Святейшества точный анализ состояния всех дел Католической Церкви. Есть ли реальный шанс у верующих получить реформы, соизмеримые с временем? Мы уже какой год наблюдаем мышиную возню в Святых стенах, а воз и ныне там. – Твидовый пиджак так остался стоять, словно этим стоянием он придавал веса своим словам.

Иоанн Павел Третий хмуро посмотрел в листок и сняв очки, склонился к микрофону. Глаза его были спокойны, но речь была глуха и размашиста, как некоторый ваш собеседник выполняет трудоёмкую работу, попутно ведя с вами острейшую дискуссию, например, о вопросах полового воспитания.

-Я мог бы сказать, что мир именно от вашей вредоносной работы катится в пропасть – громко, победоносно вещал Папа. – Но есть в этом некий скрытый элемент глубокого нахальства. Я произнесу одну единственную фразу : Бог грядёт! О, не смейтесь, господа! Иисус уже близко и я чувствую как небо гармонично заменяет один промежуток времени другим. Но небо несправедливо к тем несчастным, которым предстоит страдать – страдать много и тяжко. Это ведь бедняки и крестьяне. Им не в чем раскаиваться, единственных их грех – пустой желудок.

Из середины зала поднялась рука и женственный голос молодого человека с пышной шевелюрой подкинул дров в пламя сегодняшнего собрания:

-Сколько существует религиозные предрассудки, столько произносится протяжный вой о Конце Света. Мы устали всё это слушать! В этих словах о грядущем Спасители также мало смысла, как в ворчании базарной старухи. Все мы знаем: Церковь не экономит на своих аппетитах, она продолжает строить храмы и соборы, в которые никто не ходит. Но посмотрите на покорённую Америкой Россию – там Православие гордо подняло главу, словно никто у русских и не забрал суверенитет. Это бесподобно, это потрясающе величаво! Мы, римляне, хоть и сохранили независимость и нейтральность, однако поисхудали душами. Как это пошло и скверно!

Папу затрясло. Шкани вынул из кармана заготовленную загодя таблетку, протянул её своему боссу. Иоанн Павел Третий запил лекарство одним глотком и густая слеза упала со щеки старика в стакан.

-Добро нынче не в моде, господа! -Папа сверкнул взглядом. – Вы любите аборты – добро их не любит; вы любите смотреть как убивают самого беззащитного, – мы громко протестуем против этого. В чём же мы виноваты? Может, – в том, что мы на стороне добра? Потому что говорим, что чёрное – это не белое, хотя вы заявляете, что белое – это также чёрное как и белое. – Джованни Скварини, который в миру много и успешно говорил, и теперь, будучи Римским Первосвященником, смело отражал мечом всякие нападки на своё доброе, вечное, светлое. Если Папе и хотелось чего-то в эти мгновения, то лишь ещё одного – укола обезболивающего: после болезни он заметно исхудал, потерял ориентацию в движениях, и голова его была так тяжела, что была сотворена вроде из чистого чугуна.

Один раз, после получаса после начала пресс-конференции, перед взором Святого Отца мелькнула какая-то тьма. Чудно-то как – подумал он – время – настоящая сиеста, а я почувствовал что-то вроде мрака! Матерь Божья, уж не сам ад сходит на землю? Страшно! Но видят ли это другие? Спросить Пьетро об этом? Нет, и ещё раз нет. Держи себя в руках, старик, ты не на приёме у зубного врача! Но эти головы, нет, эти тыквы вместо голов, и слизь, мерзкая и вонючая, что стекает с этих тыквенных голов, что это такое? Один из епископов раз обмолвился, что самолично видел дракона на синюшних лапах вроде куриных. Дурак, разве с такими ногами возможно выжить в этом страшном мире?

Первосвященника толкнули в бок, в самую печень. Боль разнеслась по каждой клетке измученного организма.

-Святой Отец! – шепот Пьетро Шкани как бабочка уселся на извилины мозга Папы. – Вам вопрос. Почему вы молчите?

Тыквы, страшные языки пламени. Надо что-то говорить, иначе они заживо проглотят. О, каннибалы, каннибалы невинных душ! Но моя душа также грешна от похоти молодости, как какого-нибудь Гарибальди или Линкольна. Она пропиталась ядом скрытности, вранья; ей также тяжело дышать, как и моему сухому старческому горлу. Дайте мне в руки томик Данте, я откажусь от папства и уплыву на гондоле в вечернюю даль, чтобы жить свободой.

-Люди, несчастные мои люди! Покайтесь за ту кровь, которую вы льёте на престол Сатаны. Это богопротивно, это противоестественно, как сношение с сестрой или матерью. Я молюсь за ваши души, но никто меня не слышит. В этом грязном мире трудно чем-то выделяться, а потому и я сам – несчастнейший из человеков! Вы пролили кровь русского кардинала Соколовского, вы умертвили русского Сорокина – и вы не довольны этим? Что вам ещё надо? Моей смерти? Но за какие коврижки я должен бросить своих верных братьев и сестёр и уйти в мир иной? За ваше серебро и золото? Слушайте меня: я – последний из Римских Пап, и мой занавес уже опускается вашими руками.

Спустя минуту бездыханное тело Иоанна Павла Третьего вынесли из Замка Святого Ангела и увезли в неизвестном направлении. Пишущая братия гуляла в эту ночь как никогда, Вашингтон был полон костров, на которых жглись сочинения почившего Папы. Мир перечеркнул страшную невидимую черту, за которой была беспросветная Тьма. Плачьте, несчастные люди!

Эпилог

Пьетро Шкани, брат Тимофей и один влиятельный медиа-магнат уютно расположились в летней беседке в Швейцарских Альпах, жуя новозеландское коки. Их лица пылали алыми пятнами как у возбуждённых юнцов, увидевших в реке голую бабу. Весь разговор сводился к отмыванию нелегальных потоков евро через "Банк Ватикана". Шкани возмущался жадностью брата Тимофея, дававшего откат в 10%. Это возмутительно, столь мало можно было дат какому-нибудь эльзасскому фермеру с дюжиной спиногрызов!

– У вас руки в крови, скрытнейший наш брат Пьетро! – мелодично протянул Тимофей, глядя на порхавшую бабочку, столь грациозную, что он сравнил её со своей тринадцатилетней племянницей. – На вашей совести русский кардинал, у которого на вас были разоблачительные документы, и русский президент, а теперь вот и Папа, почивший от вашей коварной руки злодея. 10% – это потолок ваших возможностей. Твоих возможностей, ПЁТР.