Эшли Дьюал - Смертельно прекрасна

Тетя Мэри стискивает пальцы и мельком поглядывает на меня. Я даже думать не хочу, о чем говорит Норин, точнее Люцифер в ее голове. Но главное – мне все равно. Решительно шагаю к Мэри-Линетт, и, изнывая от похоти и опьяняющего чувства безнаказанности, которое прокатывается по спине пожаром, рычу:

– Не слушай ее, мы должны увести Норин в подвал! – Мэри не успевает ответить. Я уже ощущаю ее растерянность, страх и дикий стыд, такой, что у меня подкашиваются колени.

– Ари, прости, я не…

– Милая Мэри, где ты была? Я спала, мамочка. – Не своим голосом пищит женщина на кровати, закрывает глаза, стискивает пальцами простыню. Я с отвращением гляжу на незнакомку. – Мэри любит подглядывать за сестрой. Она хочет быть своей сестрой. Она расчесывает локоны ее щеткой для волос. Она пробирается к ней в комнату, ложится на постель, гладит простыню, вспоминает то, что видела ночью. Нюхает подушки, морщится от удовольствия и зависти, ведь мама ей никогда не позволит того, что позволяет сестре. Но маму легко обмануть, мама никогда не узнает, и никто не узнает твой маленький секрет, моя милая Мэри.

– Хватит! – восклицаю я. Женщина, только внешне похожая на мою тетю, переводит на меня взгляд и медленно наклоняет голову. А затем вдруг царапает ногтями свою руку от локтя до запястья.

Я вскрикиваю от боли, пошатнувшись назад, и замечаю, как на моей руке появляются толстые кровавые полосы.

Тетя Норин демонически хохочет.

– Сейчас будет немного больно! – вопит она и внезапно вонзает когти себе прямо в глаза.

Мой крик проносится по всему дому. Хватаюсь за лицо, отпрыгиваю назад и обессиленно врезаюсь спиной в комод. Боже, боже!

Дикая боль заставляет меня дергаться из стороны в сторону, трясти головой так, что сводит шею! А затем я слышу грохот и чувствую невероятное облегчение.

Мэри стоит над сестрой, сжимая в пальцах шприц.

– Это снотворное. Мы должны отнести ее в подвал, пока она не очнулась. Помоги мне.

Повинуюсь, будто у меня совсем нет воли. Делаю все, что велит мне тетушка. Мы запираем Норин в подвале, когда за окном появляются первые утренние лучи.

Я сижу на кухне. Входит Мэри-Линетт, бросает на стол аптечку и стискивает зубы так сильно, что я слышу скрип. Мы молчим. Я даже не знаю, что сказать. Наверное, молчание – единственный выход.

Тетя заботливо обрабатывает раны на моих руках. Потом ей приходится поднять голову, чтобы разобраться с повреждениями на моем лице. Мы нехотя смотрим друг другу в глаза, испытывая смешанные, необъяснимые чувства.

– То, что она сказала… – нервно сглатывает Мэри-Линетт и замолкает.

– Нет, подожди, – обрываю я ее, – не нужно.

– Послушай, – приказывает тетя, и я послушно прикусываю язык. – Я хочу сказать. Я должна объяснить, Ари. У меня нет выбора. Это мое проклятье.

Я киваю, а тетушка упирается руками в стол и прикрывает глаза, словно собираясь с мыслями. Я терпеливо молчу.

– Помнишь, я тебе рассказывала, что часто убегала из дома? Я убегала не от мамы, я убегала от себя. Слишком многое напоминало о том, что я делала. А я… я любила… – она запинается, прикусив нижнюю губу, – любила подсматривать. Мне всегда казалось, что во мне нет ничего красивого, нет того, что цепляло бы людей. Нет того, что было в Норин. Я наблюдала, как она приводила незнакомцев, старшеклассников, через черный вход. Она не рассказывала мне ничего, а я так хотела узнать. Мне было любопытно. Я прислушивалась, я не дышала, чтобы постигнуть то, что они постигали в соседней комнате. Впрочем, потом я видела, как Норин разбивала беднягам сердца, и так злилась! – Мэри передергивает плечами – Я не понимала ее. У нее было все, но она никого из них не подпускала близко. Она получала удовольствие от того, что делала… как и я. Мы обе поплатились. Пожалуй, мне стало немного легче, когда Дьявол наградил ее проклятием Черной Вдовы. Пожалуй, я была даже рада, ведь я думала, что она этого заслуживает! И потому мне бесконечно стыдно за свои мысли и слова. Мне стыдно, и я знаю, что должна делать. – Мэри-Линетт настороженно смотрит на меня, но я продолжаю хранить молчание. – Когда я выросла, когда впервые потеряла от любви голову, я перестала злиться. Перестала считать себя ненужной в семье, где есть две великолепные дочери и… я. Раньше меня поедала зависть: мудрая Реджина и прекрасная Норин. А я? Какая я?

– Тетя Мэри…

– Теперь это неважно. Та девочка, что подглядывала за сестрой в щелку, исчезла. Так нелепо думать об этом сейчас! Спустя столько лет. Но, к сожалению, прошлое никогда нас не отпускает, и я расплачиваюсь до сих пор. Ты спрашиваешь, согласна ли я со своим проклятием? Согласна. И знаешь почему? Потому что не Люцифер определяет нашу карму, а мы. Сами. Мы заслуживаем того, что будем носить на своих плечах всю жизнь. Норин не умела любить. Я рвалась узнать то, что не должна была узнать, Меган не ценила время и человеческую жизнь, а ты заставляла людей делать то, что хотела, несмотря на их истинные желания. Поэтому мы имеем то, что имеем. И я не жалуюсь. Пожалуй, это правильно. Мы это заслужили.

Тетя Мэри бессильно опускает плечи.

– Знаешь, я поняла, – шепчу я, приобняв ее и заметив, как искрятся у нее глаза. – Реджина – мудрая, Норин – прекрасная. А ты – сильная. Мы определяем не только свое проклятье, но и свою силу.

Тетушка усмехается и кладет ладонь поверх моих пальцев.

– Спасибо, Ари. – Она по-детски морщится и кивает. – Я рада, что ты здесь.

– Я тоже.

Мы сидим какое-то время молча, прикрыв от усталости глаза. Затем тетушка поднимается и смущенно прочищает горло.

– Что ж, будем действовать, как запланировали. Вот только…

– Что?

– Я позвонила Джейсону. Я ни капли не сомневаюсь, что ты в состоянии справиться со всеми неприятностями самостоятельно, Ари. Но пусть Джейсон будет рядом. Так я не сойду с ума от волнения. Поднимайся к себе. Я проверила окна, они закрыты на засовы.

– А ты в подвал?

– Да. – Она расправляет плечи. – Я должна быть рядом со своей сестрой. Но ты не обязана, ведь…

– Я помню, тетя Мэри. Люцифер пытается проникнуть в ее сознание. Глупо находиться в одной комнате с Дьяволом, если хочешь от него убежать.

Мы прощаемся, и я на ватных ногах поднимаюсь к себе. Запираю дверь, усаживаюсь на край кровати.

Наверняка мы не имели права вовлекать в наши проблемы кого бы то ни было, но боюсь, нам понадобится помощь. Мэри и я слишком уязвимы. Мэри-Линетт сдерживает вина, прошлое, а меня – проклятие. Мы так и будем наблюдать, как Норин причиняет себе боль, не в состоянии что-либо изменить. Для Джейсона она совершенно посторонний человек. Возможно, он сумеет найти нужные слова, на которые не решится ни один родственник. Я почему-то доверяю этому мужчине. Странно, ведь с доверием к людям у меня огромные проблемы. Но, быть может, загвоздка в том, что Джейсон – не совсем человек.