Михаил Ежов - Фаталист

– Он молод, хорош собой, богат и ревнив! – прошептала она дрожащим голосом и вдруг склонилась к Печорину и опустила голову ему на грудь. Ее дыхание было теплым, даже жарким, а волосы пахли чем-то до боли знакомым. И будоражащим. Григорий Александрович прикрыл глаза. Он сам не ожидал, что встреча с Верой так подействует на него. Однако прошлое всегда обретало над ним особую власть. Это было его проклятье.

– Ты причинял мне боль, – заговорила женщина, не поднимая головы, – но это была сладкая боль. Ты приносил мне страдания, но и они были сладки! А он… – Ее худенькие плечи вздрогнули.

– Что? – спросил Григорий Александрович.

– Ничего! – прошептала она.

Печорин крепко обнял ее, и так они оставались долго. Потом их губы сблизились и слились в жаркий, упоительный поцелуй. Ее руки были холодны, как лед, но голова горела.

– Ты не должен никогда спрашивать меня о нем! – говорила Вера в кратких перерывах между поцелуями. – Слышишь? Никогда! Я вышла за него ради сына. Не хочу, чтобы ты знакомился с ним. Он ужасно ревнив и…

Печорину показалось, что она боится мужа и не хочет, чтобы он это понял. Она отозвалась о нем пару раз лестно, однако с некоторой напряженностью. Видимо, семейные отношения нельзя было назвать не то что счастливыми, а даже ровными. Неужто он и правда такой ревнивец, что доходит до тирании? Григорию Александровичу все больше хотелось познакомиться с ним, но он не сказал этого Вере.

И все же, несмотря на то что Вера казалась несчастной в своем новом браке, Печорин не мог отделаться от мстительной мысли, что она расплачивается за свое желание подороже себя продать. Пусть она оправдывает это тем, что вышла замуж ради сына – Григорий Александрович никогда не верил, что это может стать для женщины единственным побудительным мотивом, чтобы отдаться мужчине.

Печорин не сказал ей об этом ни слова. Он был не так жесток. По крайней мере, не всегда. И не с Верой. С ней он никогда не мог быть жесток нарочно, а теперь – в особенности.

Началась гроза, и Григорий Александрович с Верой укрылись в гроте. Дождь припустил яростно и весело, небо потемнело, и где-то в отдалении загремело.

– Сама судьба привела тебя сюда сегодня! – прошептала Вера, глядя не на Печорина, а туда, где вода сплошной стеной обрушивалась на землю. – Я сидела здесь и думала о тебе. Должно быть, Бог услышал мои мысли и сжалился надо мной.

– Так Бог или судьба? – спросил Григорий Александрович.

В дальнейшем разговоре выяснилось, что Верин муж приходится дальним родственником княгине Лиговской, и они теперь живут в одном доме, хотя поначалу наняли разные.

– Давай я познакомлюсь с Лиговскими и стану волочиться за княжной, – предложил Григорий Александрович, – чтобы отвлечь от нас подозрения твоего мужа.

– Если он только догадается!.. – прошептала она и прижала к губам ладонь.

– Что же он сделает?

– Я не знаю! Но это такой человек…

Печорин рано постиг науку страсти нежной. В отличие от своих сверстников и старших товарищей, влюблявшихся безоглядно и волочившихся за предметами обожания, Григорий Александрович быстро понял, что женщины любят лишь тех, кем дорожат. Он не стремился угождать – напротив, устраивал дело так, чтобы женщина думала, будто завоевала его. Печорин позволял приносить ради себя жертвы: чем больше их будет, тем ценнее и желанней он покажется. Стоило осознать эти нехитрые законы, и любовные игры превратились в череду рассчитанных поступков и предсказуемых реакций на них.

Печорин давал женщине то, чего она на самом деле хотела, но никогда не делался ее рабом. Напротив, он всегда приобретал над ее волей и сердцем власть – может, оттого что никогда ничем особенно не дорожил, и она ежеминутно боялась выпустить его из рук, а может, все дело было в магнетическом влиянии сильного организма на более слабые. Или Печорин просто не встречал еще женщину с действительно упорным характером?

Вера не относилась к числу таковых. И вообще она была очень больна, и похоже, что чахоткой. Она не заставляла Григория Александровича клясться в верности, не спрашивала, любил ли он других с тех пор, как они расстались, а просто вверилась ему с прежней беспечностью, и оттого Печорин чувствовал, что не сможет обмануть ее. Пожалуй, она была единственной женщиной в мире, которую он не в силах был бы обмануть. Это оказалось бы… слишком низко .

Впрочем, он понимал, что скоро они разлучатся снова и уже навсегда. Вера наверняка тоже осознавала это. Ощущение неизбежности конца придавало остроты чувству, которое вновь соединило их.

Гроза удержала их в гроте лишних полчаса. Наконец, они расстались. Печорин долго следил за Верой, пока ее шляпка не скрылась за кустарниками и скалами. Сердце его болезненно сжалось, как после первого расставания.

В этот день Григорий Александрович к Раевичу не пошел, а вернулся домой. Совесть кольнула его: обещал ведь Скворцову сыскать душегуба в кратчайшие сроки, а сам? Но Печорин отогнал эту мысль: в конце концов, у градоначальника есть полицеймейстер, и тот уже, конечно, подсунул шефу казака. «Но это ведь не тот», – сказал себе Григорий Александрович.

Он велел денщику согреть чайник и медленно выпил два стакана, глядя в раскрытое окно, за которым постепенно сгущались сумерки. Есть не хотелось, так что Печорин отправился спать, не поужинав. Сон не шел, и он, заложив руки за голову, лежал, глядя в потолок.

Вдруг некое ощущение заставило его резко сесть на постели, а затем спустить ноги на пол и одеться.

Что, если сегодня убийца снова будет в гроте? Поставил ли Вахлюев там ночную охрану? Он ведь не спросил об этом у полицеймейстера!

Григорий Александрович зарядил и заткнул за пояс два пистолета.

«Значит, собрался идти туда ночью в одиночку? – спросил себя Печорин, остановившись на пороге. – Опять геройство в том же роде, что и давеча с пьяным казаком?»

А хоть бы и так?! В конце концов, чего стоит его жизнь, и есть ли, ради чего ему держаться за нее? Он играет с судьбой, и играет по-крупному – это вам не какие-то там банковские билеты на кон ставить!

Вспомнился Вулич. Поручик тоже сыграл с самой смертью. А потом укатил с деньгами. Вернер был прав: когда серб успел выиграть у Раевича? В тот день, когда пистолет дал осечку, поручик не казался счастливым обладателем солидного капитала.

Григорий Александрович шагнул за порог, плотно прикрыл за собой дверь и спустился с крыльца. Раз уж решил – так делай!

Подобрав во дворе фонарь, Печорин проверил уровень масла, убедился, что спички при нем, и зашагал через Пятигорск по направлению к Цветнику.

Город спал, огни не горели почти нигде, лишь в редких домах, где, вероятно, играли. Небо было затянуто тучами, скрывшими звезды. Только месяц, проглядывая сквозь их пелену, давал немного света. Ветра не было, листва не шелестела, и город, казалось, застыл в каком-то тревожном ожидании.