Михаил Ежов - Фаталист

– Правда? – с надеждой спросил Карский. – Изволите видеть, развлечения эти вполне невинны. Никакого настоящего вреда Михал Семенычу не будет, а деньги эти люди платят хорошие.

– За то, чтобы вы шпионили за начальником?

– Ну, можно и так сказать. Да только я больше выдумываю, чтобы их потешить.

– И про гонения на секты сочинили?

Карский усмехнулся.

– Будто князю есть дело до всех этих…

– Понимаю. Запугали сатанистов, значит, а они кошельки и раскрыли.

– Даже самые прагматичные люди становятся на удивление доверчивыми, если правильно смешать мистицизм и страх, – потупился адъютант. – Так я могу рассчитывать на вашу скромность?

– Более, нежели на свою. Скажите только, кто та женщина, которая изображала жрицу.

– Хороша, да? – Карский плотоядно облизнулся. – А ведь не молода уже. И тем не менее…

– Имя, – напомнил Григорий Александрович.

– Все зовут ее Зефа. Местная гадалка. Только никому ни слова, умоляю. Она держит это в секрете. Принимает посетителей исключительно в вуали.

Печорин невольно улыбнулся. Вот так так! Значит, обманула. Сказала, что с черной магией знакома понаслышке, а сама… Прислужница Сатаны!

– Спите спокойно, – сказал Григорий Александрович Карскому. – Тайну вашу я сохраню. Но взамен спрошу еще об одном. Когда вы стрелялись на спор в американскую рулетку, с кем заключали пари: с одним только Фатовым или еще с кем-нибудь?

– А вы уж знаете про это? – обеспокоенно нахмурился адъютант.

– Как видите. И что лошадь выиграли, тоже.

– Пари было честное. Да и Фатов выжил.

– Знаю. Не в том дело.

– Вы хотите знать, спорил ли я еще с кем-то тогда. Нет, с одним только Фатовым. Да и с кем бы еще я мог заключить пари? Кстати, говорят, он признался в убийствах, так что, полагаю, ваше расследование закончено?

Проговорил все это Карский волне искренне. Кажется, вопрос Григория Александровича даже вызвал у него легкое недоумение. Во всяком случае, Печорин ему поверил. Похоже, что в сговоре с Раевичем состоял только Фатов.

– Прощайте, – Григорий Александрович кивнул собеседнику и затворил окно. В конце концов, адъютант прав: в Пятигорске могут водиться и воры.

Печорин уснул, только когда над горизонтом показались первые лучи солнца.

Встал Григорий Александрович рано, не выспавшийся и в дурном настроении. Лицо его было желто, как померанец.

Завтракать он отправился в кафе, а затем пошел гулять по городу, прикидывая, что предпринять в связи с признанием Фатова. Всего лучше было бы поговорить с князем и объяснить старику, что офицер что-то скрывает, что, вероятно, не он один убивал, и что его арест не гарантирует от новых смертей. Скворцов человек разумный, он прислушается. Вот только князь потребует предоставить ему второго душегуба, а Григорий Александрович сделать этого пока не может. Так что лучше покамест повременить. Пусть Вахлюев похвастается Фатовым, а Печорин постарается выяснить, что происходит в Пятигорске. Он чувствовал, что в городе творится страшное: мел, который он подобрал в гроте, и светящийся рисунок нельзя было объяснить законами бытия, известными современному человеку.

В одиннадцать часов утра Григорий Александрович проходил мимо дома Лиговских. Княжна сидела у окна. Увидев Печорина, она вскочила.

Григорий Александрович поднялся в переднюю. Слуг не было, и он без доклада вошел в гостиную.

Княжна стояла у фортепьяно, опершись одной рукой на спинку кресла. Тусклая бледность покрывала ее лицо.

Григорий Александрович тихо подошел к ней и сказал:

– Вы на меня сердитесь?

Она подняла на него томный, глубокий взор и покачала головой. Хотела что-то сказать и не могла. Губы ее лишь слегка дрожали, а глаза наполнились слезами. Она опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями.

– Что с вами? – спросил Печорин, взяв ее за руку.

– Вы меня не уважаете! Оставьте меня!

Григорий Александрович послушно направился к двери. Когда он сделал несколько шагов, княжна выпрямилась вдруг в кресле, глаза ее засверкали.

Печорин остановился, взявшись за ручку двери. Он ждал.

– Или вы меня презираете, или очень любите! – сказала княжна голосом, в котором были слезы. – Может быть, вы хотите посмеяться надо мной, возмутить мою душу и потом оставить. Это было бы так подло, так низко, что одно предположение… о нет! Не правда ли, – прибавила она с интонациями нежной доверительности, – не правда ли, во мне нет ничего такого, что бы исключало уважение? Ваш дерзкий поступок… – она, очевидно, имела в виду поцелуй, – я должна… должна вам его простить, потому что позволила. Отвечайте, говорите же, я хочу слышать ваш голос!

В последних словах было такое женское нетерпение, что Печорин невольно улыбнулся.

– Вы молчите? – сказала княжна. – Вы, может быть, хотите, чтоб я первая сказала, что люблю вас? Хотите ли этого? – требовательно повысила голос княжна. В ее решительности было что-то пугающее.

– Зачем? – ответил Печорин. – Простите меня. Я поступил как безумец. В другой раз этого не случится. Прощайте!

Когда он вышел, ему послышалось, что княжна заплакала.

На улице Григорию Александровичу встретился Вернер.

– Ну что, ходили к мадам Зефе? – спросил он, поздоровавшись.

– Ходил. – Печорин решил не раскрывать доктору тайну личности гадалки. – Весьма любопытная особа и, кажется, сведущая в своем деле.

– Неужели? Она произвела на вас такое сильное впечатление? Что же она вам предсказала? Женитьбу на богатой невесте?

– Вовсе нет. Собственно, я не обременял мадам Зефу просьбой о предсказании моей судьбы.

Вернер хмыкнул.

– Кстати, о свадьбе. Правда ли, что вы женитесь на княжне Лиговской?

– А что?

– Весь город говорит об этом. Все мои оставшиеся немногочисленные больные заняты этой важной новостью, а уж больные такой народ: все знают!

– Это шутки Грушницкого! – сказал Григорий Александрович. – Чтоб доказать ложность этих слухов, объявляю вам по секрету, что я только что был выставлен от нее. Она не в духе и не пожелала даже говорить со мной. Разве невесты так себя ведут?

– Так вы не женитесь?

– Доктор, посмотрите на меня: неужели я похож на жениха?

– Я этого не говорю. Но вы знаете, есть случаи… – Вернер хитро улыбнулся, – когда благородный человек обязан жениться, и есть маменьки, которые не предупреждают этих случаев. Итак, я вам советую, как приятель, быть осторожнее! Здесь, на водах, преопасный воздух: сколько я видел прекрасных молодых людей, достойных лучшей участи и уезжавших отсюда прямо под венец. Даже, поверите ли, меня хотели женить!

– Как же вы подверглись этой опасности? – насмешливо спросил Печорин. – Кто посягнул на вашу независимость?

– Одна уездная маменька, у которой дочь была очень бледна. Я имел несчастие сказать ей, что цвет лица возвратится после свадьбы. Тогда она со слезами благодарности предложила мне руку своей дочери и все свое состояние – пятьдесят душ, кажется. Но я ответил, что я к этому не способен.