Анатолий Махавкин - Бездна (Дилогия)

Потом пошёл чистый гололёд и я буквально полз вверх по крутой горке, цепляясь за наслоения сияющего льда ломающимися ногтями. От каждого взрёвывания меня точно подбрасывало вперёд на метр-два, но рычание приближалось намного быстрее.

А потом я упёрся головой в стену.

Натуральную стену из прозрачного льда, за которым медленно перемигивались огоньки, точно я воткнулся лбом в окошко высотки, над ночным городом. Я посмотрел вправо — стена, насколько способен видеть взгляд. Налево — та же фигня. Мама!

— Сюда! — завопили от куда-то сверху и только теперь я догадался поднять голову.

Небольшое круглое отверстие, откуда торчала рука Лиса и его же голова. На смуглой физиономии застыл испуг и смотрел боец совсем не на меня. Да и руку он протягивал как-то неуверенно, словно боялся, что её могут оторвать. Не дожидаясь, пока спасатель передумает, я подпрыгнул, оттолкнувшись от пола всем, чем только можно.

Ухватиться удалось одновременно; мне — за руку Лиса, а твари — за мою ногу.

— Отъ…бись! — завопил я и приложил свободной ногой нежданное отягощение. Хрустнуло и Лис едва не выпал наружу. За его спиной нарисовались испуганные физиономии Вали и Маруси. Видимо они держали Лиса за ноги.

— Отпусти! Отпусти! — завопил узкоглазый гад и я вцепился в его руку мёртвой хваткой. При этом я продолжал колотить Зверя ногой по башке или что там у него такое твёрдое, — Отпусти, сволочь!

— Пошёл на хер! — закричал я, в отчаянии и ударил так, что затрещали все суставы. Кому я собственно адресовал вопль — не знаю и сам, но помогло. Туша слетела, отпустив несчастную ступню, а мы улетели в дырку, словно нас подсёк неведомый рыболов, сумевший преодолеть сопротивление упрямой рыбы.

Сначала я вообще ничего не увидел, кроме плывущих вокруг размытых пятен. Потом пятна уплотнились и потемнели. Кажется, вокруг стояли люди…Только почему их стало так много? Или у меня в глазах двоится? Троится, четверится?

Кто-то шлёпнулся рядом, вцепился в мою одежду и принялся трясти, издавая некие, неразборчивые звуки.

— Ну что? — послышался насмешливый голос Виктора Семёновича Самойлова, — Давайте дружить? Снова?

Итак, я очухался, проморгался и вообще, пришёл в себя. Пусть и частично, но вполне достаточно для того, чтобы обнаружить около себя взъерошенную Ольгу, крепко вцепившуюся в мою руку. На щеке жены красовался листок пластыря, а левый ботинок перемотали чем-то, типа скотча. В остальном супруга выглядела живой, целой и даже где-то счастливой. Надеюсь, из-за встречи с мной.

Чуть дальше физиономиями в пол лежала сладкая парочка: Лис и его любимая начальница, причём азиата заломали так, что он только похрюкивал да глухо ругался не по-нашему. Диана лежала неподвижно и молча. Обоих караулили четверо бойцов самого что ни на есть покоцанного вида. Таким же невероятным количеством бинтов и повязок щеголяла троица здоровяков за спиной Самойлова. А вот сам Виктор Семёнович смотрелся так, словно только что вернулся из прогулки по парку: свеж, бодр и чисто выбрит.

Хробанов и Лифшиц не могли демонтстрировать утреннюю свежесть, зато глядеть на них оказалось очень даже забавно. Стояли они один возле другого и держали забинтованные руки на подвязках: один — левую, другой — правую. Кроме того, у Ивана, нашего, Ивановича обнаружилась повязка через всю его неприятную рожу. Кажется, кто-то клюнул его в правый глаз. Клюнул, до кровавого пятна.

Троица моих подопечных девиц испуганно жалась к парочке своих коллег, мужского пола, умудрившихся дожить до этого момента. Выглядели мужики тоже не очень хорошо. Ум одного в руке я заметил палку на котирую он опирался с самым болезненным видом. Странно, как они этого инвалида вообще умудрились сюда дотащить. Второй, своим перебинтованным черепом весьма походил на бойца, выжившего после смертного боя.

М-да. Так вот, как именно выглядят две калеки три чумы.

— Это и всё? — спросил Самойлов, обращаясь то ли ко мне, то ли к кому-то за моей спиной.

— В общих чертах, — я пошевелился. Ольга поцеловала меня и крепко обняла, — Привет, милая. Какими судьбами?

— Проездом, — хмыкнул Виктор Семёновичи протянул мне руку, — Поднимайся, проводник х…ев. Когда в следующий раз соберусь на грёбаное кладбище, обязательно попрошу, чтобы ты проводил. Гадишь, в какой-нибудь кабак попадём, ептить.

— Не собственною волей, — я указал пальцем на лежащую Диану, — А токмо волею пославшей мя супруги.

— Догадались, — мне показалось или начальник охраны хочет приложить лежащую женщину носком ботинка, — особенно, после того, как эти дебилы, — Лиса он всё-таки пнул, — сначала направили на нас пушки, а потом ещё и захлопнули дверь перед самым носом.

— Ты как? Перебила его Ольга. От былого равнодушия и презрения в жене и следа не осталось. Надо почаще выходить вместе подышать свежим воздухом. Куда-нибудь в другое место.

— Жить буду, — вспомнилось сновидение с Оксанкой, — наверное.

— Давай, ваши сюси-песи потом, а? — Самойлов подтолкнул меня к Хробанову, — Чел за жисть желает перетереть. Короткая она больно.

Хробанов пожал мне руку, ибо его ранение позволяло, а вот Лифшицу, к счастью — нет. Вблизи Сергей Николаевич выглядел ещё хуже. От былого голливудского лоска не осталось и следа. Взгляд словно потух, а серое лицо покрывала щетина неприятного вида. Иван Иванович же улыбался какой-то странной улыбкой и его уцелевший глаза сверкал совершенно безумно. Что его так возбудило: жопа лежащей Дианы, где лоскут вновь оторвался, открыв кусок округлости?

— Д-доброго дня. — Хробанов что ли заикаться начал? — Если только дня и если только доброго.

— Злой ночи, — Самойлов хихикнул и подтолкнул Ольгу к учёным, — Иди, милая, потом позажимаетесь. Жена твоя, суслик, молодцом, кстати, держалась, пока другие жидким обсирались. Вон тех двух кретинов вообще на себе пёрла, пока, сука, еб…ные пауки остальных на куски дерибанили.

— Здоровые, чёртные? — уточнил я.

— Они, сука, самые, — Самойлов сплюнул, — Вам, как могу развидеть, тоже вломили по жопе, по самое не балуй. Кстати, от кого вы так сваливали? Я в дырку заглянул — пусто.

— Старый знакомый, — я внезапно подумал: если в смерти Казимира виноват Зверь, то где Теодор и что, собственно, означала та надпись? — А вломили нам да, классно.

— Д-давайте вернёмся к делу, — Хробанов присел на корточки и дрожащими руками расстелил на земле листки карты, — Я совершенно запутался и перестал понимать, куда следует идти.

Некоторое время я следил за движением тонкого дрожащего пальца, рисующего, каким путём двигалась вторая группа. Всё это время Лифшиц нависал над Хробановым и отпускал какие-то, совершенно неуместные и откровенно идиотские, комментарии, смысла которых я не понимал. В конце концов, когда одноглазый завернул что-то про тысячеглазую хранительницу средних пределов, я не выдержал и остановил рассказчика. Тем боле, что мне показалось, будто он и сам не очень понимает, куда именно указывает его перст.