Анатолий Махавкин - Бездна (Дилогия)

— Повторного забега не будет? — прохрипел я и попытался встать, опираясь спиной о стену.

— Ещё способен шутить, — отметил Теодор, по которому никто бы не сказал, что он недавно нёсся вскачь, подобно беговой лошади. — Редкий экземпляр. Должен ещё раз признать свою ошибку. Иногда так сложно разобраться в людях, особенно в тех, у кого такой неказистый вид.

— Я бы так не сказала, — Вобла ухмыльнулась и похлопала меня по щеке. — Таблетка вполне себе ничего. Бабам такие нравятся.

— У меня — другие приоритеты, — Емельянович склонился над кучей-малой на земле. — Все целы?

— Относительно, — Паша отряхнулся, точно сенбернар, после купания. — На излёте приложился башкой о потолок. Аж, б…дь, в глазах сверкануло, а вот этот кадр, — он пихнул Лаврентьева и тот глухо замычал, — вообще, на…уй отрубился, прям во время бега.

— Нужно было бросить, — наставительно заметил Теодор. — Приоритеты расставляй правильно. Одна жизнь или две.

— Не подумал, — Паша привалился спиной к стене рядом со мной и блаженно улыбаясь, закрыл глаза. — Б…ский экстрим! А то, давай с парашютом прыгнем, давай с тарзанкой! В горы, блин, сходим.

— Причём, здешние развлечения достаются абсолютно бесплатно, — заметил я и покряхтывая, поднялся. — В следующий раз пригласи своих друзей-экстрималов. Тех, что тебе очень не нравятся.

— Обязательно, — пробормотал гигант и вроде бы задремал. — Весь мир…

Итак, Зелёный холл или попросту Дырка. Как ни странно, но и Теодор, и Вобла оказались совершенно правы, именуя означенное место. Круглый зелёный колодец с открытым верхом, откуда по стене впускалась толстая верёвка с кучей узелков. В центре колодца — что-то, типа очага из камней, сложенных домиком. Вдоль стен — кривобокие глиняные кувшины. Из одного Вобла жадно пила, стало быть там — какая-то жидкость.

— Что там? — я указал вверх. — Безопасно?

— Вполне, — Вобла поставила кувшин и отёрла губы. — Если не появляется эта мерзость с крыльями. Помнишь, в ледяной пещере, глазки сверху спускались? Это — они. На вид — сущий кошмар.

— На вид? — уточнил я, — А так?

— А так — просто пи…дец, — радостно сообщила женщина. — Не знаю, чем они питаются, когда рядом нет человеков, но я нашла агромаднейшую кучу обглоданных черепов. Типа пирамидки.

— Сюда не залетят? — жалобно осведомился Павлуша, до этого пытавшийся привести в сознание Лаврентьева. — Крыши же нет…

— Нет, — согласилась Вобла и пожала плечами. — Но внутрь, почему-то, не летят. Тео предположил, что свечение стен имеет отношение к радиации. Твари чуют, что тут опасно, поэтому и не суются.

Тут я не выдержал и рассмеялся. Объяснить, какого чёрта так делаю, не сумел бы и сам. Но вообще-то, только представить: смертоносные твари не суются к нам, потому что мы сидим в смертельно опасной радиоактивной пещере. Реально — хохма!

— Что с ним? — спросил Теодор. — истерика?

— По морде дать? — осведомилась, в свою очередь, Вобла. — Или так заткнёшься?

— Скучные вы люди, — я выдохнул несколько раз. По морде не хотелось. — Без огонька.

Теодор присел рядом с Лаврентьевым и что-то сделал с кистью лежащего. Тот тотчас взвизгнул и подскочил, заслоняясь руками. Было хорошо заметно, как по бледной физиономии, скользят отражения чувств: смертельного испуга, непонимания и наконец, облегчения. Хлопнув приведённого в чувство по физиономии Емельянович перешёл ко второй «обузе» и начал рассматривать опухшую ногу. На лице Теодора я заметил неодобрение. Потом он убрал ремни и шнурки, которым опутали повреждённую конечность и достал нож.

— Ампутируешь? — с живым интересом, спросила Вобла, а Павлуша протестующе пискнул.

— До этого уже недолго осталось, — пробормотал Теодор и вспорол штанину, плотно заполненную распухшей плотью. — Перелом закрытый, однако началось воспаление. Если в ближайшие день-два не оказать серьёзной помощи, останется одноногим.

— Будешь, как настоящий пират, — успокоила женщина хнычущего Павлушу. — Поймаем какую-нибудь летающую хрень и если она не откусит тебе голову, научишь её кричать: «Пиастры! Пиастры!»

Я хихикнул, а Паша приоткрыл один глаз, недобро глянул на шутницу и вновь закрыл. По щекам Павлуши бежали огромные слёзы, превращая грязь на коже в живописное месиво. Лаврентьев тяжело вздохнул и провёл кулаком по лбу.

— А что, есть шанс выбраться отсюда в ближайшую пару дней?

— Конечно, есть, — Теодор достал из сумки пригоршню какой-то зелёной фигни. Часть странной каши он сунул в рот Павлуши, приказав жевать, а остатком смазал ногу. — Скажу даже больше: есть шанс выбраться из Бездны в ближайший час. Правда, он настолько мизерный, что я не стал бы его воспринимать всерьёз. Кстати, вероятность покинуть сие гостеприимное место в ближайшие день-два, столь же мала.

— Почему-то я так и подумал, — заметил Лаврентьев и я не услышал разочарования в его голосе. Кажется, парень смирился.

— Почему бы просто не выбраться к той реке, где нас догнал Феникс? — спросил я у Теодора, который закончил заниматься Павлушей. — Пройдёмся по пещерке, выйдем на лестницу и чап-чап, наверх.

— Сколько раз мы выходили к Стиксу? — вместо ответа, Теодор обратился к Вобле. Та тотчас принялась загибать пальцы на руках. — Не старайся, я считал. Ровно тридцать два раза. То ли нужно обладать невероятным везением, чтобы обнаружить тот самый ход, то ли это — ещё одна шутка Бездны. Проходы ведут куда угодно, но только не на лестницу. Мы даже пару раз выходили к Огненному потоку, а толку? Выходя нет.

— Всё могло измениться, — проворчал я, вспомнив последнее сновидение. — Тут начинается неслабый замес и нас могут отпустить. Всех.

— Круглый тоже об этом заикался, — вздохнула Вобла, — но дорогой мой, снам и видениям не всегда можно доверять. Даже здешним.

— Позволь мне остаться при своём мнении.

— Да хоть сто порций!

Теодор, который внимательно прислушивался к нашей беседе, задумался, почёсывая здоровую половину лица. Потом оценивающе осмотрел всех, кто находился в стакане Зелёного холла.

— Стоит попробовать, — сказал он, наконец. — Казимир последние два раза вещал о грядущей великой битве и воинах, которым предстоит сражаться не только в глубинах Бездны, но и при свете солнца. Кажется, брат имел в виду амнистию для всех, кто ещё остался жив.

Паша вновь открыл глаз, потом — второй. Лаврентьев заинтересованно уставился на Емельяновича и его тощее лицо перестало излучать в пространство безнадежное отчаяние. Даже Павлуша вытер слёзы.

— Три пещеры с крылатой дрянью, — спокойно сказала Вобла, — переходы Феникса и спуск к реке, — она ткнула пальцем в Павлушу. — Этот точно станет обузой.

— Пожа-алуйста! — взвыла «обуза» и Паша пнул его ногой.