Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

— Беркут, ответь Левинцу!

— На связи! — не сразу отозвалась рация.

— Ты руки там до Светки не распускай! А то я тебе быстро зубы пересчитаю!

— Слышь, ты, Боря! За свои зубы бойся! Света твоя спит, да и лезть я к ней не собирался!

— Значит, девочки тебе не очень, а, Серрр-гей? — Борис заразительно засмеялся, так, что мне пришлось его даже слегка толкнуть, чтоб он не разбудил своим лошадиным смехом спящую девушку.

— Ну, блядь, ты у меня договоришься, остряк! — шипела рация злобным голосом Серёги.

Борис торжествовал:

— Ну ничего, многие с этим живут! — успокаивал друга Левинц. — Так что ты сильно не переживай, главное — «очко» береги смолоду!

Серёга ответил отборнейшим матом, перемешанным с угрозами. Тут в эфире появился голос Аскета, видимо вырвавшего рацию из рук разозлённого не на шутку Беркута:

— Симак, отбери у него рацию!

Я вырвал её из рук Бориса.

— Ты лучше расскажи, — спросил я Бориса, пытаясь направить мысли друга в другую сторону, — О чём с Аскетом говорили, пока вместе ехали?

— Он немного рассказал о себе. Я — о себе. Вот вроде и всё!

— Интересно, мне показалось, он не разговорчив!

— Ты знаешь, — как-то устало отмахнулся Борис, — За рулём в долгом пути и немой заговорит!

— Так о чём базарили?

Борис усмехнулся:

— Да ничего особенного, обычная жизнь у человека — всё как у всех!

— Кто бы сомневался! — вставил я.

— Ты перебивать будешь или тебе просто не интересно? — поинтересовался Левинц.

— Всё, молчу — молчу! — об Аскете мне было интересно знать всё.

Я понимал, что Боря пошутил на счёт «обычной жизни», выразился он так «для затравки», чтобы ещё больше разжечь мой, и без того полыхающий пламенем интерес.

— Так вот, работал на «ГРУ», сидел в тюрьме — это для легенды. Он убил, — для той же легенды, только по настоящему, несколько человек — для правдоподобности. Зачем разведчика посадили на зону — он мне так и не ответил. «ГРУ» с ним там не контактировало — так было нужно, ведь стукачи могли оказаться и в рядах охраны и руководства тюрьмы. Потом — развал страны, а он так и остался на зоне. Он говорил, что тогда было много засланных «ГРУшников», и в тюрьмах, и в появившихся преступных группировках, которые начинали формироваться уже в 80-х. Разведка предвидела развал, в какой-то мере даже поспособствовала ему. Как думает сам Аскет, разведка сделала ставку на реальную силу, которая набирала популярность и авторитет среди населения — на «братву». По плану было внедрение в криминальный мир агентов, которые, со временем бы заменили собою авторитетов. Таким образом, разведка получала бы полный контроль над страной, над деньгами и над народом — ведь руководители всех «ОПГ» выполняли бы их интересы. Так и получилось. Но многие разведчики, обросшие наколками и оставившие после себя огромные кладбища, «сорвались с цепи», почувствовав свободу, и крепкую почву под ногами. Этих агентов разведка пугала тем, что сольёт их с потрохами авторитетам. Но «засланные казачки» подумав, решили, что руководство никогда не признает своё участие во всём этом бардаке! С такими агентами, противопоставившими себя системе, был лишь один метод разговора — прямое устранение, замаскированное под «криминальную войну». Убийство выставляли заказом конкурента, которого тоже потом часто убирали. Одним выстрелом — двух зайцев! А «зайцев» становилось всё больше! Аскетика освободили, по окончании не малого срока, в конторе его не ждали и, забыли о нём. Секретные документы, среди которых было и его личное дело, каким-то образом попали в руки к ворам — к которым он приблизился. Толи государство слило — испугавшись, что подготовленный боец переметнётся на сторону потенциального, внутреннего противника; — толи воры их просто купили у какого-нибудь продажного служащего архива — в той неразберихе и бардаке он не смог этого установить. Он уехал в Сибирь, и жил там, пока в России царила кровавая смута. Тренировался, много стрелял — на охоте и в своём собственном тире. Он отшельником жил, в месте, где никто не мог его найти — вроде как за это и получил погремуху «Аскет». Своё настоящее имя он не знает. Зато у него было множество чужих имён. Место он себе для жизни выбрал глухое — тайга на сотни километров; поставил сруб. Перед закидкой на зону, он припрятал некий запас, в надёжном схроне. Несколько скрытых автоматов, пара пистолетов, несколько гранат, глушители, патроны, деньги. На момент, когда он освободился, советские рубли были уже не актуальны, и менять их было уже поздно — в новом времени старыми деньгами можно было только подтереться, что и делали многие граждане. Но у него была солидная сумма в долларах — до тюрьмы он несколько раз выезжал «за бугор» — по работе. Было и «рыжьё». В разведке его научили «думать вперёд», всегда быть готовым к любому повороту судьбы, и уметь работать автономно, без прямых контактов с кураторами и руководством. Эти деньги он взял в Сибирь, и они ему там пригодились. Он, через какого-то мужика, открыл своё дело. Вокруг сруба в тайге установил множество ловушек: растяжек, мин, капканов, сигналок — на случай. И в одно прекрасное утро, проснувшись, он увидел сидящего в его доме, напротив его кровати, незнакомого мужика, спокойно пьющего чай. Это оказался сотрудник обновлённой конторы, присланный для его повторной вербовки. Как он его нашёл — тот не сказал; как обошёл многочисленные и хитроумные препятствия — тоже. Он ему рассказал, что тех воров, что его искали — уже нет в живых, что слили его в архиве, и что новое руководство уже разобралось со всеми виновными в этом. Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться, выдали новые документы, оружие. Он выполнял разовые задания, в которых нужен был не засвеченный, но в тоже время хорошо подготовленный, с опытом человек. Новая контора не смогла хорошо обучить нужное количество людей — подготовка профессионалов требует слишком много времени, денег, и сил; из-за этого образовался кадровый дефицит. Как сказал сам Аскет — «для обучения одного нормального бойца нужен один нормальный вагон денег».

— А что за задания он выполнял?

— Он так и не сказал. Сказал что часто «работает» за границей.

— Да, судьба типична! — подвёл я итог Борькиного рассказа.

Мы ехали дальше, молча.

От трассы уходила просёлочная дорога в сторону, Серёга передал по рации предупреждение о повороте, и мы поехали за лихо повернувшим «УАЗом». Асфальт на дороге был разбит так, словно его со времён Великой войны не меняли; либо на дороге проводилось практическое обучение сапёрной роты. Машина дребезжала, на рытвинах и выбоинах, периодически подпрыгивая. Часто ехали по обочине — те, кто ездили по этой дороге до нас, посчитали её более ровной, чем разбитый асфальт, и накатали по обочине хорошую колею. Борис тревожно поглядывал на меня — ведь из багажника подпрыгивающей «Нивы», доносился отчётливый звон стекла. «УАЗ» преодолевал препятствия легче: во-первых, его огромные колёса поглощали силу удара при попадании в яму; во-вторых, на нём была лучшая, рассчитанная на серьёзное бездорожье, подвеска. Алёна проснулась, и испуганно огляделась вокруг: