Дуглас Клегг - Человек-Хэллоуин

Фэйрклоф не отрывал глаз от фотографии.

— Неужели?

— Их дочь Диана говорила мне, что это они развязывают все войны. И я ей верю.

Фэйрклоф едва обратил внимание на эти слова.

— Я там был, — сказал он.

— Во Франции?

— Да, — шепотом ответил Алан, обращаясь больше к самому себе. — В этой пещере.

Человека из клуба, который упомянул о поместье Краунов, звали Руперт Льюис. Фэйрклоф вышел на него через одного более близкого знакомого, Рафаэля Финча, — с ним он время от времени обедал и частенько, когда накатывало вдохновение, посещал нью-йоркские садомазохистские и гей-клубы.

Фэйрклоф позвонил Льюису.

— Тот дом вашего брата уже продан?

— Ну у вас и память, — удивился Льюис, явно с трудом припоминая их разговор. — Нет, и его вдова никак не может сбыть его с рук. Дом сильно пострадал от тропического шторма три года назад. На самом деле он неплохой, но, пожалуй, сам участок все-таки стоит больше, чем все постройки. Он расположен в верхней части маленького острова. Чуть меньше ста акров. Вас это интересует?

— В высшей степени, — ответил Фэйрклоф. — Чрезвычайно.

На следующий день Алан Фэйрклоф выехал из города и почти всю дорогу гнал со скоростью девяносто пять миль в час — мимо привычных указателей на летние курорты: Ом-Лайм, Сейбрук, Стонингтон, Мистик, — пока не нашел дорогу номер три. Пришлось преодолеть еще десять миль по двухполосному шоссе, сплошь в колдобинах и выбоинах, вдоль ряда по-зимнему голых, закрывающих солнечный свет густых кустов. Он думал уже, что свернул не туда, но тут из-за кустов выкатилось солнце и открылся вид на небольшую бухту в окружении лесов. Миновав лодочные сараи, Фэйрклоф оказался, пожалуй, в самом необычном городке Новой Англии, которого еще не коснулось влияние Нью-Йорка или Бостона, разрастающихся неподалеку от него, словно паразиты, во все стороны протягивающие свои щупальца.

Улицы этого рыбацкого городка в разгар зимы были пустынны, здание таможни выглядело заброшенным — судя по всему, никому и в голову не приходило использовать его по назначению, — помещение публичной библиотеки было размером с однокомнатную квартиру. Имелись в городе и три церкви с великолепными шпилями.

Алан испытал странное ностальгическое чувство: его едва не охватила тоска по тому, чего у него никогда не было и о чем он никогда и не мечтал.

С мыса Лэндс-Энд он разглядел несколько небольших островов — это и были три острова Авалона. Половину самого маленького из них занимала летняя резиденция брата Руперта Льюиса.

Фэйрклоф вернулся на узкие улицы с промерзшими тротуарами, вдоль которых тянулись деревянные и кирпичные дома. Он направился в сторону мыса Джунипер, к ряду великолепных белых домов, выстроившихся подковой на другом конце городка, по архитектурному стилю похожих на большинство домов поселения Стоунхейвен, но не сравнимых с ними по степени роскоши.

Небольшая медная табличка на низких кованых воротах извещала:

«Поместье «Щиты». Здесь рады всем, никто не будет отвергнут».

К северу от дома располагались конюшни, рядом с гаражом на шесть машин — домик сторожа, на южной оконечности участка — стапели для яхт. Лужайка перед домом оказалась меньше, чем он ожидал увидеть, сада не было вовсе. Сам дом представлял собой имитацию южного особняка, типичного для Джорджии: слишком короткие колонны, слишком большие окна, густо увитые лианами стены… За пышной растительностью, похоже, никто не следил… Но дом все равно был великолепен. Всем своим видом имение Краунов радовало и глаз, и душу.

Особняк проступал из окружающего его ландшафта, словно белый лик, и окидывал презрительным взглядом все, что оказывалось в поле его зрения: острова Авалона, леса и даже Алана Фэйрклофа в черном «мерседесе», который он остановил на загнутой в кольцо подъездной дороге.

Первое впечатление от Дианы Краун, которой тогда было всего лет пять-шесть: довольно невзрачная и нечесаная. Он ошибочно принял ее за дочку сторожа, что вызвало бурю возмущения с ее стороны. Девочка выказала себя малолетним тираном.

— Я Диана Краун, дочь Дариуса и Онории Краун, а вы, сэр, в данный момент нарушаете границы частных владений.

Она лепетала совершенно по-детски, но и слова, и та властность, с какой она произносила их, были явно не по годам. У нее были светлые волосы, совершенно заляпанные какой-то клейкой субстанцией, будто она каталась по глине.

— Что ж, а я Алан Фэйрклоф. Я покупаю дом Льюисов на острове. Хотел, если это возможно, познакомиться с твоим отцом.

— Дом мистера Спенсера Льюиса? — переспросила она, с подозрением оглядывая его.

— Именно.

Он был порядочный зануда, — сказала девочка.

Фэйрклоф хихикнул.

— И что тут такого смешного? — спросила она надменно.

— Ничего-ничего, — ответил Фэйрклоф — Ты просто прелесть.

Она чуть надула губки, а потом обернулась, чтобы позвать отца.

— Папа, приехал мистер Феаршкаф…

— Клоф, Фэйрклоф, — поправил Алан, произнося фамилию по слогам.

Диана недобро улыбнулась.

— Да, я знаю. Но мне больше нравится Феаршкаф.

До слуха Алана донесся звук шагов. Видимо, Дариуса Крауна Маленькая девочка снова повернулась к Фэйрклофу и уставилась на него почти прозрачными голубыми глазами.

— Этой ночью мне снилось, что вы приехали сюда, мистер Феаршкаф. Мне снилось, что я стою перед окном своей спальни и вижу, как вы подъезжаете на черной машине. Только это был кошмарный сон. Из вашей машины вышел кое-кто другой.

— Вот как? И кто же это был?

«Интересно, — размышлял он, — доводилось ли ей уже испытывать сильную боль или это удовольствие она познает только в подростковом возрасте?»

— Дьявол, — ответила она. — Но он выглядел точно так же, как вы. И глаза у него были как у вас.

— Ладно, признаюсь, — засмеялся Фэйрклоф. — Он мой дальний родственник с материнской стороны. Неудивительно, что ты уловила сходство.

Это было много лет назад, но Алан до сих пор ощущал волнение, вспоминая первую встречу с Крауном и его семейством и тонкие ростки доверия, которое они испытывали друг к другу. Алан купил дом Льюиса, отремонтировал и стал все больше и больше времени проводить на острове, навещая Краунов летом и в зимние праздники.

Он показал им то, что было запечатлено в камне из французской пещеры, а они, в свою очередь, показали ему свое сокровище — более ценное, чем все богатства христианского мира.

Алан научил их закрепощающему заклинанию и тому языку, который понимало их сокровище.

Однако пристрастия Фэйрклофа и многочисленные финансовые сделки вынуждали его подолгу бывать в разъездах: Рим, Лондон, Нью-Йорк… места, кишащие народом, где можно было отыскать согласных на насилие юношей и девиц, чей протест выражался лишь гримасой… где он мог духовно совершенствоваться на свой лад и при этом сохранять свое инкогнито…