Александр Ясинский - Ячейка №2013

Итак, одевшись, Эрик пересчитал скудную наличность.

Не густо.

Однако, что же, вполне хватало на сегодняшний моцион с прогулкой и опохмелом.

Он собирался пешком дойти до ближайшей железнодорожной станции на промзоне, и сесть там на монорельсовый поезд до соседнего города, находившегося в примерно двадцати минутах езды.

Покупать билет не было ровным счётом никакого смысла: если заплатить контролеру непосредственно в вагоне, получалось на треть дешевле, что весьма ощутимо, когда каждый паршивый рубль на счету, а крохотный кусочек кассовой ленты был бесполезен и никому из обеих сторон столь удачной сделки попросту не нужен.

Там, в пункте назначения, небольшом курортном городишке со странным названием, которое в переводе, по одной из версий означало «Девять Знамён», в честь победы здесь девяти крупнейших калмыцких родов над аборигенами, имелась крошечная, под стать городу, привокзальная распивочная, где по бросовым ценам, ценам, которые Бештаугорскому спальному району, где обитал Эрик только снились, можно было отведать необлагаемой непомерным акцизным налогом водки, наливаемой из-под прилавка, и, закусить дешёвыми бутербродами с колбасой либо сыром.

* * *

В помещении было накурено.

Шумели подвыпившие завсегда, эти сиплые премудрые речи о жизни и политике в плотном сигаретном дыму и пьяном угаре, их силился перекричать спутниковый канал, позвякивало стекло, чавкала и материлась досужая публика. Духота, застоявшийся и уже порядком смердящий воздух, вонь не лучшим образом влияли на пищеварения Эрика. Подташнивало. Но каждый раз, подавившись и вытерев слезящиеся глаза платком, он упорно подносил граненый стакан ко рту.

Жаждал ли рот? Вряд ли, равно как и содрогавшийся в конвульсиях желудок. Скорее это была уже психологическая зависимость, а платок одновременно служил и чтобы отирать с чела пот, и для сморкания, и для жирных после еды, ежели оная имела место быть, рук.

Здесь всегда существовала тонкая надежда, что какой-нибудь состоятельный или по-пьяному щедрый посетитель угостит стограммами. Посему Эрик не спешил уходить в курортный парк по соседству в историческом центре города, дабы клянчить там мелочь среди неработающих бюветов минеральной воды и наскоро окрашенных старых скульптур у важно прохаживающих отдыхающих.

Родители Эрика были разведены. Но ни один из когда-то горячо любящих супругов впоследствии не смог или не захотел создать новую семью. Может, потому что чувства до конца не угасли. Тем не менее, он практически сбежал из-под всеобъемлющей опёки матери в ту самую однокомнатную квартирку в Бештаугорском районе, доставшуюся ему по наследству после нелепой и трагической смерти отца.

* * *

Уже изрядно смеркалось, когда изрядно захмелевший и голодный Эрик погрузил расслабленное тело в обратный поезд. Был будний ничем не примечательный вечер, и час пик уже миновал, так что вагон был практически пуст: какая-то бабка в тёмном платке в дальнем углу, сам Эрик, да хромавший по проходу одноногий дед на костылях.

Вагон только набирал скорость, посему инвалиду удавалось сохранять равновесие, лишь слегка болтаясь меж рядов кресел, ударяясь не слишком шибко боками то об одно, то другое.

Эрик уставился в окно.

Зелёные насаждения вдоль пути следования монорельса, ржавые рельсы двухколейного пути, уходящие в тупик, склады, ветхие корпуса бывших санаториев, в лихие времена переделанные в казино да клубы, а с очередной сменой строя просто брошенные на произвол судьбы из-за непомерных долгов, всё это неспешно проплывало перед его пустым взором меж тем, как поезд набирал ход.

Он даже не заметил, как возник этот гул.

Возможно, тот уже какое-то время звучал на недоступных уху частотах, и только сейчас набрал громкость, обретя полноту, законченность и силу.

Он был подобен низкой ноте органа, насыщенной, но ужасно однотипной и длящейся, не заканчивавшейся, и не переходящей во что-то другое, бесконечной.

Эрик болезненно, словно в ознобе, не смотря на жару, передёрнулся.

– Ты тоже это слышишь? – раздался прямо над ухом надтреснутый старческий голос, и ощутимо дохнуло дешёвой махоркой.

От неожиданности Эрик снова дернулся, оставив на стекле запотевший след.

Прямо супротив его сидел тот самый одноногий дед, удобно, и как-то по-хозяйски, уложив костыли, так что перегородил выход, подкравшийся незаметно и решивший почему-то во всём пустом вагоне избрать место именно здесь, рядом с Эриком.

– Да какого… – поперхнулся Эрик и смутился.

Дед был опрятен, в старомодных поношенных, но застиранных вещах, неопределенного цвета брюках и клетчатой рубашке, побрит, мочой от него не пахло, не похож на опустившегося поездного попрошайку, и он смутился, что едва не оскорбил пожилого человека, аксакала, как называли их здесь местные, к тому же увечного. Может, тому просто одиноко, как и ему, Эрику, больному изгою, чьи друзья либо померли, либо отвернулись от него, может тому позарез хочется мало-майского общения? Что до едкого запаха табака – так от самого Эрика, небось, на весь вагон разило перегаром и потом, так что нечего кривить смазливо нос.

– Э…Здрасти, – преувеличенно учтиво от внутренней неловкости кивнул Эрик.

– Хм… Ну и тебе не хворать, – как-то неопределённо отозвался дед, внимательным взглядом обволакивая лицо Эрика.

Эрик замялся, что хотел случайный попутчик? Но, удостоверившись, что в достаточной степени привлёк нужное внимание, дед скрестил когтистые, поросшие седым волосом кисти на груди и продолжил:

– Помню я, до этих новомодных поездов, которые, так и, кажется, сейчас, вот-вот опрокинутся на повороте, тут ходили, причём, заметь, не спеша так ходили, но уверено и не думали упасть, электропоезда на нормальных таких двухосных шасси, которые никуда, сам понимаешь, не дёрнуться с дороги. О, было это ещё при старом строе, ты тоды, небось, ещё и на свет-то не родился, так что вряд ли что-то знаешь.

– Когда делали насыпь на прокладываемый путь по генеральному плану, взяли да срезали оконечность старого кладбища там, где ранее жил старый немец Франц на холме, ну, чтобы, значит быстроходные электропоезда, везущие усталых тружеников со всей необъятной социалистической страны в профсоюзные санатории здравницы, не огибали так долго и не экономично заветный путь. Да ещё по всевозможным буреломам и оврагам рек, всяких там Бугунтой, Капельной, да в прочем их уже давно нет, тебе названия такие ничего не скажут, а сколько представь себе там ещё выкорчевать и засыпать надо, мосты, сам понимаешь, возводить…

Дед, походу начинал сбиваться с мысли, но вдруг резко продолжил:

– В общем, работяги не сколько не сумливаясь, как и приказало бригадирное начальство, снесли наземную часть погоста, все эти чуждые кресты, де не нужные гробнички, а после сверху положили всё, как положено, землица ведь ужо как хорошо улежалась за столько-то лет.