Стивен Кинг - Воспламеняющая

В этой тишине, несмотря на то, что мышцы вовсю трудились, голова оставалась удивительно ясной, и он обдумывал стоявшую перед ними проблему. С этим следовало что-то сделать – следовало сделать давно, однако прошлое не вернуть. Они спрятались на зиму в коттедже Грантера, но все равно были в бегах. По этой самой причине его тревожили старожилы Брэдфорда, которые сидели у печи, попыхивая трубками и сверля незнакомца любопытными взглядами. Его с Чарли загнали в угол, и требовалось найти хоть какой-то выход.

И он по-прежнему злился, зная, что все это несправедливо . Контора не имела никаких прав . Они, американские граждане, жили во вроде бы свободном обществе, но его жену убили, дочь похитили, а теперь за ними охотились, как за кроликами.

Энди снова думал о том, что расскажи он обо всем кому-нибудь – нескольким людям, – эта история выплыла бы наружу. Он не сделал этого прежде, потому что странный гипноз – тот самый, что привел к смерти Вики – продолжал действовать, пусть и слабее. Он не хотел, чтобы его дочь выросла уродом вроде тех, что выступают в ярмарочных шоу. Он не хотел, чтобы Чарли посадили под замок, ни для блага страны, ни для ее собственного блага. И что самое худшее, он продолжал лгать себе. Даже после того, как увидел жену с кляпом во рту, втиснутую в чулан для гладильной доски между стиральной машиной и сушкой, он продолжал лгать себе и убеждать себя, что рано или поздно их оставят в покое. Играем понарошку, говорили они в детстве. В конце все возвращают выигранные деньги.

Вот только в Конторе работали не дети, играли они не понарошку, и никто не собирался ничего возвращать ему и Чарли по окончании игры. Результат пересмотру не подлежал.

В тишине он начал осознавать некие суровые истины. В каком-то смысле Чарли была уродом и не слишком отличалась от талидомидовых младенцев шестидесятых годов и девочек, матери которых принимали ДЕС [17]. Врачи просто не знали, что у необычно высокого процента этих девочек к четырнадцати – шестнадцати годам разовьется вагинальный рак. Вины Чарли в том, что она не такая, как все, не было, но это ничего не меняло. Необычность, уродство проявлялось иначе. Сотворенное ею на ферме Мандерсов ужасало, просто ужасало, и с тех пор Энди задавался вопросом, насколько развилась эта ее особенность и до какой степени еще может развиться. В этот год странствий он прочитал огромное количество литературы по парапсихологии и знал, что пирокинез и телекинез предположительно связаны с некими недостаточно изученными железами внутренней секреции. Из прочитанных им книг следовало, что эти две сверхъестественные способности тесно связаны, и в большинстве документально подтвержденных случаев фигурировали девочки ненамного старше Чарли.

Она уничтожила ферму Мандерсов в семь лет. Сейчас ей почти восемь. А что произойдет, когда ей исполнится двенадцать и она станет девушкой? Может, ничего. Может, многое. Она говорила, что больше не собирается использовать свою силу, но ее могли заставить. А если эта энергия начнет проявляться спонтанно? Вдруг Чарли начнет поджигать во сне, вдруг именно так проявится ее половое созревание? По аналогии с ночным семяизвержением у мальчиков? Что, если Контора решит отозвать своих псов… и Чарли похитят иностранные агенты?

Вопросы, вопросы.

Во время походов через озеро Энди пытался ответить на них и с неохотой пришел к выводу, что Чарли придется до конца жизни находиться под чьим-то присмотром, хотя бы для ее собственного блага. Ей это необходимо, как ортезы больным мышечной дистрофией и необычные протезы талидомидовым детям.

Задумывался он и о собственном будущем. Он помнил про утратившие чувствительность участки на лице, налившийся кровью глаз. Никому не хочется верить, что его смертный приговор подписан и датирован, и Энди тоже не верилось, но он понимал, что еще два или три мощных импульса могут его убить, а отпущенные ему годы уже существенно сократились. И следовало каким-то образом позаботиться о Чарли на случай, если его внезапно не станет.

Но не так, как хотелось Конторе.

Без маленькой комнаты. Он этого не допустит.

И после долгих раздумий он наконец пришел к трудному решению.

Энди написал шесть писем. Практически одинаковых. Двум сенаторам от штата Огайо, женщине, избранной в палату представителей от округа, в который входил Гаррисон, в «Нью-Йорк таймс», в «Чикаго трибьюн» и в толедскую «Блейд». Во всех письмах излагалась история случившегося, начиная с эксперимента в аудитории «Джейсон-Гирней-холла» и заканчивая их с Чарли вынужденной изоляцией на Тэшморском пруду.

Закончив, он дал одно письмо Чарли, чтобы она его прочитала. На чтение, медленное и внимательное, у нее ушел почти час. Впервые она узнала всю историю, от начала и до конца.

– Ты собираешься разослать эти письма? – спросила Чарли, дойдя до последней точки.

– Да, – кивнул он. – Завтра. Думаю, завтра я рискну в последний раз пересечь озеро.

Наконец-то потеплело. Лед оставался крепким, но постоянно потрескивал, и Энди не знал, как скоро он начнет проваливаться под тяжестью человека.

– И что будет потом, папуля?

Он покачал головой.

– Точно сказать не могу. Надеюсь на одно: как только эта история выплывет наружу, им придется оставить нас в покое.

Чарли рассудительно кивнула.

– Тебе следовало сделать это раньше.

– Да, – согласился Энди, зная, что она думает о кошмаре, случившемся в прошлом октябре на ферме Мандерсов. – Может, и следовало. Но у меня не было возможности хорошенько это обдумать, Чарли. Меня волновало только одно: не попасться. И знаешь, когда бежишь, в голову приходят глупые идеи. Я надеялся, что им это надоест и они от нас отстанут. Допустил ужасную ошибку.

– Они не заберут меня, правда? – спросила Чарли. – От тебя. Мы ведь останемся вместе, папуля?

– Да, – ответил он, не желая признавать, что имел о развитии событий после отправки писем и получения их адресатами такие же смутные представления, как и она. Да и кто мог точно сказать, что будет «после того как»?

– Это все, чего мне хочется. А зажигать огонь я больше не собираюсь.

– Хорошо, – ответил он и прикоснулся к ее волосам. Горло внезапно перехватило от ужаса надвигающейся беды, и ему вдруг вспомнился случай, произошедший неподалеку, о котором Энди не думал многие годы. Он, отец и Грантер пошли в лес, и по просьбе Энди Грантер дал ему свою винтовку двадцать второго калибра – он называл ее «лисьей» винтовкой. Потом Энди увидел белку, которую захотел подстрелить. Отец запротестовал, но Грантер осадил его со странной, едва заметной усмешкой.

Энди прицелился, как его учил Грантер, мягко нажал спусковой крючок, а не дернул (этому его тоже научил Грантер), и подстрелил белку. Она упала с ветки, словно мягкая игрушка, и Энди торопливо побежал к ней, сперва отдав винтовку Грантеру. А когда подбежал, остановился как вкопанный. Вблизи белка не напоминала мягкую игрушку. Она была жива. Он попал в заднюю часть туловища, и зверек лежал, умирая, в лужицах ярко-алой крови. Черные глазки, еще живые, переполняла жуткая мука. Блохи, уже знавшие, чем все закончится, тремя крошечными колоннами покидали шерсть.