Константин Образцов - Культ

– Орленок, орленок, гремучей гранатой от сопки солдат отмелоооооо… – раздался надсадный рев от дверей.

Инга подумала и кивнула.

– Тогда по моему сигналу, – сказала Ира. – Дождемся, когда он стрелять начнет и отвернется. Сначала ты, а я за тобой.

В своем плане она была, может быть, и уверена, но не настолько, чтобы вскочить с пола первой. Мало ли что.

– Меня называли орленком в отряде, враги называют орлоооооооом…

Грохнул выстрел. Ира привстала, увидела, как старик с карабином, высунувшись из дверей, стреляет куда-то в ночь, пихнула Ингу локтем и зашипела:

– Пошли!

Инга поднялась и замерла, хлопая глазами. Стрелок продолжал целиться в кого-то на улице. Ира резко вскочила и толкнула подругу в спину:

– Бегом! Бегом! Бегом!

Девочки бросились к открытой двери кухни. Инга на мгновение замешкалась перед мертвым телом, неловко подпрыгнула, чуть не запутавшись в своих длинных тонких ногах, и перескочила труп, стукнувшись каблуками о плиточный пол. Ира метнулась следом, и в этот момент старик с ружьем обернулся.

Сергея Сергеича будто кто-то толкнул в бок. Он резко повернулся влево и увидел в открытой кухонной двери долговязую девичью фигурку.

– Сука! – взревел он и выстрелил.

Тяжелая пуля попала Ире в затылок.

Инга, уже огибавшая огромную, все еще горячую стальную плиту, оглянулась и увидела, как правый глаз подруги взорвался кровавыми брызгами, а через мгновение прошедшая навылет пуля ударила в стену над плитой, раскрошив кафельную плитку, осколками осыпавшуюся в большую сковороду. Ира упала навзничь. Инга взвизгнула и кинулась к черному ходу.

– Твари! – заорал Сергей Сергеич. – Говорил же, лежать смирно! Всех порешу!

Он направил карабин в пол и начал стрелять. В полутьме зала раздались отчаянные крики и вой.

Грохот выстрелов был слышен на улице. Темные матовые стекла окон озарились изнутри яркими вспышками.

«Убивает заложников, – понял Скворцов. – Лиля!»

Он выхватил пистолет и бросился к входу.

– Куда! Назад! – закричали сзади, но он был уже в пяти, в трех, в двух шагах от двери.

Из темноты дверного проема вынырнуло искаженное злобой, белое, как посмертная маска, лицо. Подполковник вскинул оружие, но вдруг почувствовал, словно ему кто-то накинул на шею веревку с петлей и сильно дернул назад. Он поскользнулся и упал на спину.

Пуля двенадцатого калибра попала ему в горло и перебила яремную вену. Еще не понимая, что он уже убит, Скворцов попытался подняться, но тело сковала тошнотворная свинцовая слабость. На лицо плеснуло густой горячей волной. Один глаз закрылся, залитый кровью, но другой еще был открыт и смотрел в небо: оно было угрожающе низким, непроницаемо темным, клубящимся тучами, которые свились в одну огромную, грузную, принявшую очертания исполинской женской фигуры с гигантскими грудями и круглой маленькой головой без лица. Фигура качнулась и стремительно опустилась вниз.

Сергей Сергеич увидел, как к упавшему подполковнику устремилось несколько человек, в форме и в штатском. Он оскалился, упер поплотнее в плечо приклад карабина и нажал на спуск.

Ничего.

Отшатнулся от входа, выдернул рожок, сунул руку в карман – пусто. Патроны закончились – как песок в песочных часах.

Люди на полу ползали и копошились, стараясь отползти подальше от трупов. Кто-то корчился, непрестанно крича, какого-то парня, бледного, с окровавленным животом, девушка в платье в горошек пыталась затащить под столик. У ног Сергея Сергеевича прополз на четвереньках мужик в черном свитере, мотая головой и мыча.

Сергей Сергеич встал посередине зала, достал из кармана гранату, вытащил кольцо, сразу ощутив, как железная рукоять надавила на пальцы, и прижал ребристый край к голове.

– Ну, вот и все, – сказал он громко. – Не поминайте лихом, если что!

Пальцы разжались. Рычаг со щелчком отлетел в сторону.

Секунды тянулись так медленно, так бесконечно, что Сергей Сергеич подумал уже, что боеприпас неисправен. Он поднес гранату к лицу, посмотрел с удивлением на округлые ребра – и в следующий миг мир и время исчезли в ослепительной белой вспышке.

Лиля сидела на скамейке у подъезда, поджав замерзшие, исцарапанные ноги. Очкастый мальчишка был рядом: пристроился на краешке, сгорбился, положив руки на колени, смотрел перед собой и едва заметно дрожал. Лиля не помнила, да и не понимала, как и зачем она притащила его за собой к своему дому; она просто бежала и бежала, не оглядываясь, как не бегала никогда в жизни, а когда очнулась, то увидела дверь своей парадной и почувствовала, что все еще крепко сжимает мальчишескую ладонь, так, что даже свело от напряжения пальцы. Паренек, впрочем, не сопротивлялся, просто стоял рядом, не глядя на Лилю, как будто ждал, что она ему скажет, как быть и куда идти дальше.

Она и сама этого не знала, но чувствовала, что не может пойти домой. Пока не может. Сердце заходилось в груди и больно, бешено колотилось, дышать было трудно, в голове вихрем носились обрывки мыслей и жутких картинок, словно осенний ветер подхватил, кружа, рассыпавшиеся фотокарточки: белесые глаза поверх прицела, черное отверстие дула, разлетающийся в кровавые ошметки затылок…

Лиля опустилась на лавочку, поставила подле себя сумочку, туфли и попыталась перевести дыхание. Ноги болели и ныли, и она поджала их под себя. Мальчик молча сел рядом. Она покосилась на него и сказала:

– Я в этом доме живу. А ты?

Он неопределенно махнул куда-то рукой.

– Недалеко. Тоже на Рогатке.

– Сможешь дойти сам?

– Да.

Со стороны проспекта несколько раз доносились, то нарастая, то удаляясь, тревожные звуки сирен. Было пусто и холодно.

Паренек посмотрел на Лилю, заерзал и стал расстегивать молнию на куртке.

– Ты чего? – удивилась она.

Тот не ответил, снял куртку, повернулся и принялся неловко закутывать в нее Лилины босые стопы.

– Не надо, ну что ты, нет… – слабо запротестовала она, но мальчишка упрямо мотнул головой.

– Тебе же холодно. Ноги совсем ледяные.

Он попытался растереть ее ступни и пальцы ладонями, задел ссадины, и Лиля вскрикнула:

– Ой, больно!

– Прости.

Он убрал руки, но все же плотнее подоткнул куртку по бокам. Удивительно, но ей и в самом деле стало теплее. Она улыбнулась.

– Спасибо.

Мальчишка ответил слабой улыбкой. Лиля присмотрелась к нему и сказала:

– Слушай, а я тебя знаю, наверное…Ты в «единице» учишься?

– Ну да. Мы с тобой в одной школе.

– Вот! А я думаю, где тебя видела, – Лиля протянула ему руку. – Я Лиля.

Мальчик невесело усмехнулся и ответил:

– Да. Я знаю. А меня зовут Даниил.

И тихонько пожал ее холодные пальцы.

Лиле захотелось сказать ему что-то хорошее и ободряющее – уж очень жалко выглядел сейчас этот Даниил: маленький, худой, бледный, взъерошенный и печальный.