Константин Образцов - Культ

Больше всего он был похож сейчас на оскалившегося от страха и злости волчонка.

За окном автобуса проплывало, меняя форму и очертания, серое, черное, грязно-белое – как на унылой монохромной гравюре: море, лес, проплешины первого снега, дома, низкие здания заброшенных фабрик и блестящая черная лента широкой реки. Над всем этим висело безмолвное белесое небо. Несколько десятков веков назад тут было море, еще раньше – многокилометровая толща льда с вмерзшим мусором и гигантскими валунами, похожими на скалы, а миллионы лет ранее, в эпохи, которые представить себе так же сложно, как бесконечность космоса, здешние земли путешествовали на исполинской геологической плите, неспешно дрейфуя по поверхности неузнаваемо юной планеты, смыкаясь и вновь расходясь с тем, что было сейчас Антарктидой, Австралией или Америкой.

Теперь здесь были черные леса, серые реки и узкая лента шоссе, по которой пасмурным утром осеннего четверга чумазый усталый автобус ехал из Северосумска в Михайловск. Все места были заняты: многие совершали такую поездку практически ежедневно, утром и вечером, на работу и обратно домой. Аркадий Леонидович примостился на заднем сиденье у окна и размышлял.

В последние дни наступило тревожное затишье, будто кто-то взял передышку и задремал, видя недобрые сны. После бурных событий прошлой недели в школе настало спокойствие: ни драк, ни скандалов, ни криков; ученики посещали занятия, преподаватели монотонно произносили вытверженные годами слова уроков; на переменах одни сбивались, перешептываясь и озираясь, в небольшие группы, другие молча сидели в учительской, уткнувшись в тетрадки, журналы и книги, лишь перебрасываясь иногда парой слов. В городе с наступлением сумерек прохожие ускоряли шаг, машины торопливо проносились по проспектам и улицам, и, хотя не было слышно больше о каждодневных бессмысленных актах насилия, все чувствовали, что мнимое спокойствие может в любую секунду взорваться новым ударом зловещей незримой стихии.

Говорят, такое затишье бывает в самом центре тайфуна.

– Снова в Михайловск? – спросила Карина.

– Да, узнал кое-что новое про капище, – объяснил Аркадий Леонидович. – Хочу съездить в музей, пообщаться с коллегами, задать пару вопросов.

Хотя бы тут обошлось без вранья, пусть даже он не мог рассказать, что именно, от кого и при каких обстоятельствах стало ему известно. Вряд ли Карина могла бы связать его очередную поездку в областной центр с тем мимолетно мелькнувшим в новостях фактом, что духовный наставник «Северной Веды» Кларисса Львова неожиданно покинула город, в спешке оставив тут офис, партию новых книг, сертификаты потомственной ведьмы, тренера Гену и своих подопечных, пребывавших в растерянности, как овцы, пастырь которых сбежал, побросав посох и пастуший рожок. Аркадий Леонидович, как и прежде, берег Карину от разрушительной правды: да, она многое понимала, еще больше чувствовала, он ощущал их тесную связь, как часто бывает у любящих друг друга людей, но, как тоже часто бывает с теми, кто любит, всеми силами старался оградить ее от того, что могло смутить ее, напугать или расстроить.

– Постараюсь вернуться вечером.

– Хорошо, я буду ждать. Будь осторожен.

И поцеловала, задержав губы у его щеки чуть дольше обычного.

По сравнению с Северосумском Михайловск выглядел мегаполисом: перекрестки проспектов, потоки машин, торговые центры, витрины, гостиницы и рестораны. Аркадий Леонидович уже успел привыкнуть к тому, что в любую точку города из его центра можно при желании дойти пешком максимум за час с небольшим, и даже растерялся немного, добираясь с пересадками на двух троллейбусах до областного историко-краеведческого музея, к которому прибыл изрядно помятым, с оттоптанными ботинками и чужими соплями на рукаве пальто, – был утренний час пик.

Аркадий Леонидович ожидал увидеть огромный старинный особняк, похожий на дворец, или монументальное здание середины прошлого века с треугольным фронтоном и колоннами вдоль фасада, но с удивлением обнаружил, что главный исторический музей области располагается на первых двух этажах жилого многоэтажного дома, вытянутого вдоль проспекта и серого, как поздняя осень.

Внутри, за дверью служебного входа, в полумраке виднелась неширокая лестница и коридор, уходивший влево и вправо. На обшарпанных стенах висели расписания выставок, какие-то приказы и цветная афиша: «15 июня концерт музыки народов саами. Вход свободный».

– Мы еще закрыты, мужчина!

Рядом с лестницей за старой школьной партой сидела полная женщина в синем халате, неприязненно глядевшая на Аркадия Леонидовича через толстые очки.

– Здравствуйте! – сказал он, стягивая с головы черную шапочку.

– Я говорю, мы закрыты, мужчина! Музей работает с одиннадцати, вход с другой стороны!

– Доброе утро!

– Мужчина, мы закрыты, я вам говорю! – Голос постепенно срывался на визг.

Аркадий Леонидович вздохнул, подошел ближе и произнес:

– Я не в музей. У меня назначена встреча с одним из научных сотрудников, Сизых Гавриилом Ивановичем. Не подскажете, где я могу его найти?

Очки свирепо блеснули.

– Направо по коридору. – Женщина махнула рукой перед носом у Аркадия Леонидовича и уткнулась в раскрытый на парте журнал с телевизионной программой.

– Направо, а там?..

– Найдете!

– Большое спасибо! – сердечно поблагодарил Аркадий Леонидович и отправился искать.

Гавриил Иванович Сизых не то чтобы полностью соответствовал своей фамилии, но и здоровым румянцем не отличался. У него были седоватые поредевшие кудри, пепельного оттенка щеки и большие печальные голубые глаза. Рабочий кабинет его был просторным, довольно опрятным, с четырьмя столами, за которыми, сгорбившись, сидели двое мужчин в свитерах и девушка с короткими волосами, покрашенными в ядовито-зеленый цвет. На подоконниках стояли горшки с фикусами, фиалками и алоэ. Негромко играло радио.

– Гавриил, – представился он.

– Аркадий, – ответил на рукопожатие Аркадий Леонидович.

– Ну, – развел руками Сизых, – можем прямо здесь поговорить…

– Было бы лучше пройтись немного, если не возражаете. Покажете мне экспозицию?

Они поднялись по служебной лестнице на второй этаж и вошли в анфиладу широких и гулких залов с низкими потолками и сплошными рядами тускло мерцающих в полумраке темных витрин. Зал, посвященный культуре каменного века, находился в дальнем конце музея, и Аркадий Леонидович с Сизых успели немного разговориться: несколько профессиональных реплик, немного об университете, о научных работах, пара-тройка имен, общие знакомые – хотя на последнюю тему Аркадий Леонидович особо не распространялся, не забывая о том, что теперь носит другую фамилию.