Array Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)

Он уже собрался уходить, когда почувствовал ее руки на своей спине. Он обернулся и посмотрел на нее, а она потянулась, насколько смогла, и погладила его по лицу и шее.

– Да, – сказала леди Меган. – Вы очень некрасивый. У вас много шрамов и швов, – она потрогала его руки. – Но сам вы не такой, как выглядите. И ваше сердце тоже. Увас сердце ребенка в теле зверя.

– Мне оставить вас, леди Меган?

Она отошла от него и села точно на свое место.

– Я вас не люблю.

– Я знаю.

– Но, может быть, я смогу вас полюбить.

Первый опубликованный рассказ Эдгара Аллана По назывался «Рукопись, найденная в бутылке». В нем шла речь о дыре Симмса, хотя По в то время еще о ней не знал. Он написал его до 1836 года, когда, редактируя рукопись о путешествии Артура Гордона Пима, услышал обращение Джеремии Н. Рейнольдса к Палате представителей США, который призывал снарядить экспедицию в южные моря. В тот же выпуск, где была напечатана первая часть воспоминаний Пима, По отправил статью в защиту Рейнольдса и теории бывшего капитана Симмса.

Через год после публикации «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» Рейнольдс напечатал свою книгу, в которой рассказывал об охоте на китов в южных водах Тихого океана и вспоминал дни, когда был участником экспедиции на борту «Аннавана». В этой книге он дал первое полное описание дикого белого кита-кашалота, который полвека наводил ужас на китобойные флотилии.

По и Рейнольдс никогда не были знакомы.

Они поженились в Брасандокаре. Созданию пришлось носить обручальный перстень на мизинце, поскольку безымянный палец ему откусила большая обезьяна.

После церемонии он отвел леди Меган в самую высокую башню и нежно поднял ее подбородок, чтобы ее мертвый взор устремился во мрак.

– Здесь должны быть звезды, – сказал он ей. – И луна. Огни в небе. Я бы подарил тебе их, если бы мог.

– Должно быть, это великолепное зрелище.

Если бы я только мог.

Им было трудно заниматься любовью, учитывая то, как он был сделан. Тем не менее им это удалось, но леди Меган родила мертвого сына. Она была разбита, но он ее не винил. Он проклинал себя, своего создателя и всю безразличную вселенную. А его собственные слова, адресованные Виктору Франкенштейну, обернулись против него. «Я буду с тобой в твою первую брачную ночь».

Франкенштейн всегда будет с ним, пусть он уже давно умер.

В мире, который считался внешним, в третий год их любви в Кертене поднялось восстание. В Брасандокаре случилось разногласие: генералы хотели, чтобы человек Франкенштейна начал решительное наступление и сровнял Кертен с землей.

Из своей башни он сказал им:

– Вы уподобитесь тому, каким я был раньше. Вы начнете убивать и не сможете остановиться. Если бы я не остановился, весь этот город был бы опустошен от моего гнева. Можете ли вы это понять? Я бы не остановился, пока не перебил всех до единого. А затем мы с моей армией принялись бы друг за друга. Я нашел упокоение в своей душе. Оно пришло, когда я перестал убивать. Мы как единый народ можем поступить так же.

Но они все равно требовали войны. Армии были возбуждены. Кертен должен был стать показательным примером, чтобы другие города не посчитали их бездействие признаком слабости. Заговоры уже строили жители Карака, Ипкса и Макара. Да и в самом Брасандокаре не обошлось без смутьянов.

– Если вам так сильно хочется убивать, – прорычал он наконец, – подходите ко мне. Я покажу вам столько убийств, сколько вы сможете вынести.

С этим он ушел прочь в свои покои.

Леди Меган взяла его огромную руку обеими своими и поцеловала.

– Они научатся, – попыталась она его утешить. – Ты покажешь им. Но пока они не могут понять того, что ты научился не убивать.

Но его печаль осталась с ним.

– Война! Война! Война!

Он почувствовал, как Меган дрожит подле него. Он притянул ее ближе и нежно обнял, словно давая понять, что не даст ее в обиду. Ее голова покоилась на его плече, а рука лежала на его бледной покрытой шрамами груди.

Внизу во дворе армия продолжала скандировать:

– Война! Война! Война!

В какой-то момент он встал с кровати, чтобы посмотреть на них из окна. Среди толпы было много его последователей. Он погрозил им кулаком.

– Теперь мне страшно, – призналась Меган. – Я помню, как стояла у окна в доме отца и слышала, как ты захватываешь город. Тогда мне тоже было очень страшно, но мною овладело любопытство. Я не совсем понимала, чего ожидать, даже когда ты вошел в комнату и спустил меня вниз. А теперь мне страшно, очень страшно. Эти люди были твоими друзьями.

– Тихо. Постарайся уснуть. Я дал команду офицерам. Я заставлю солдат разогнать их. А в худшем случае призову те войска, которые все еще мне верны.

Он поцеловал ее в лоб и лег обратно, пытаясь отгородиться от криков.

«Пусть армия сровняет Кертен с землей. Пусть империя содрогнется от моего гнева. Только оставьте меня в покое».

Крики внезапно сменились воплями, прерывающиеся звоном мечей. Создание отпрянуло от леди Меган и прыгнуло к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, что его личная охрана не смогла справиться с толпой. Крики и проклятия доносились до верхних этажей.

Леди Меган села в кровати и тихо спросила:

– Началось?

Он не ответил, только натянул штаны и плащ, после чего подошел к резному деревянному шкафу.

– Что ты собираешься делать? – спросила она, услышав бряцание его тесака. Теперь в ее голосе звучали нотки страха.

– Они по-прежнему боятся огнестрельного оружия, – прорычал он, заряжая пистолеты.

У него было достаточно пороха и дроби, чтобы зарядить все ружья, включая мушкетон. Отбросив бочонок и жестяную коробочку, он сунул пистолеты и кинжал за пояс и прижал мушкетон локтем. Звуки боя стали раздаваться ближе. Слишком близко.

– Жди здесь, пока я не вернусь. Запри…

Дверь прогнулась внутрь – по ней ударило что-то тяжелое с другой стороны. Леди Меган закричала. Создание нацелило дуло мушкетона и выстрелило с расстояния фут от двери. Рев разряда ударил по его барабанным перепонкам, но даже несмотря на это, он услышал крик агонии.

Сквозь одно из нескольких отверстий, которое он сделал в двери, просунулось копье. Он выхватил его и сунул туда дуло пистолета. Второе копье пробралось в другое отверстие и ткнуло его в запястье. Третье слегка задело его левый бок. Он в ярости зарычал и всадил в нападавших все пули. Когда у него закончились патроны, он отошел назад, нагнулся и поднял брошенное копье.

Дверь сошла с петель и рухнула вовнутрь. За ней последовала тяжелая железная скамейка, с помощью которой ее выбили. Создание пронзило первого человека сквозь дверь. Меч резанул предплечье человека Франкенштейна, прежде чем он вынул тесак из ножен и воткнул его воину в грудь. Убийцы высыпали в комнату, спотыкаясь о скамейку и трупы. Теряя руки и макушки голов, они падали и создавали большие препятствия тем, кто находился за их спинами. Лезвие пронзило его бок, проломив ребра и впившись в живот. Другой меч вошел в его бедро. Он завыл и, хрипя, стал размахивать тесаком, слыша лишь хруст под его лезвием. Этому не было конца. Людей было больше, чем он мог сосчитать. Они прибывали быстрее, чем он успевал их убивать. Когда он замахнулся тесаком и промазал, его тут же ударили в пах. Он снова замахнулся и снова промазал – лезвие прошло по его щеке. Он замахнулся, но в очередной раз промазав, бросил тесак, и что-то горячее и острое проткнуло его грудь. Он упал. Они убили его на какое-то время.