Array Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)

В окружении телохранителей он неуклюже шел по улицам одного из своих городов. Леди Меган, вторая дочь военного предводителя Брасандокара, ехала рядом с ним на паланкине, [65] Носилки, кресла или кузов, обычно переносимые на двух жердях. который несли четыре силача. Они тяжело дышали и хрипели, пытаясь идти в ногу с гигантом. Время от времени он бросал взгляд на жену, и на его губах появлялась мимолетная улыбка. Она не любила его, но сказала, что, вероятно, сможет полюбить. Он твердил себе, что пока достаточно и этого.

Его народ, напротив, вряд ли когда-нибудь сможет его полюбить. Они уважали его и подчинялись ему. Но они не могли любить того, кого боялись. Дети, завидев его, убегали, а шум на рынке тут же стихал, стоило ему там появиться. Иногда он останавливался, чтобы описать леди Меган некоторые вещи, – блеск драгоценных камней из Сандтена, образцы ткани из Ипкса, переливающуюся чешую странной рыбы, вытащенной со дна реки. Он останавливал ее у причала и рассказывал о невероятных пестрых сосудах, каноэ из очищенной кожи, беспарусных вельботах, грузовых баржах, плоскодонных лодках и плотах.

Один человек поднялся на причал, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Это был Виктор Франкенштейн – бледный труп с тусклыми глазами, обмороженными щеками и мехом на куртке, усыпанным льдом.

«Я жду, когда ты присоединишься ко мне», – сказал он. Его голос был таким же, как тот, что жил в голове у создания, называя его глупцом и подначивая его совершать чудовищные поступки.

«Наконец мы встретились», – ответило создание.

Франкенштейн взглянул на леди Меган.

«Ты потеряешь все, – сказал он созданию, не отрывая глаз от прекрасной слепой женщины. – Так же как я. Наши души связаны, чудовище, а наши судьбы идут параллельно друг другу».

«Ты мертв, Франкенштейн, а я свободен. Возвращайся обратно в могилу».

«Вернусь, но не один. Не один».

Франкенштейн пронзительно засмеялся и, не сделав ни шага, потянулся вперед. Его рука начала жутко расти в длину, и он сделал резкое движение к лицу леди Меган, минуя голову создания.

«Один!».

Он тут же разорвал Виктора Франкенштейна на части, а затем отвел леди Меган в ее башню.

Она прислонилась головой к его груди. У нее были красивые длинные волосы светлого, почти серого, оттенка. Бледная кожа напоминала слегка окрашенный фарфор. У нее была небольшая заостренная грудь, упругий, изящно округлый животик и стройные бедра. Когда они поженились, она была юной девушкой, но уже владела сексуальными навыками – в Брасандокаре не придавали исключительного значения девственности. При этом она не высмеивала его практически полное неведение в этих вопросах. Она была первой женщиной, которую он видел обнаженной.

А после их неловкого первого совокупления в ногах их кровати возник Виктор Франкенштейн, чтобы поиздеваться над ним. Казалось, Меган его не замечала.

«Ты даже в этом отношении – пародия, – сказал Франкенштейн, указывая на вялый пенис создания. – Все, что есть прекрасного в человеке, увядает рядом с тобой».

«Грех совершил мой создатель».

«Грех совершил ты, когда нарушил обещание, данное мне перед смертью. И ты продолжаешь жить, чудовище».

Тут уж у меня нет выбора. Существо скатилось с кровати, чтобы прогнать призрака, но его колено согнулось, как только он перенес на него вес, и он растянулся на полу. Боль залила его голову, тело и конечности.

Он лежал на полу и хватал ртом воздух. Твердь разверзлась и поглотила его.

Ему понадобилась целая вечность, чтобы прорыть когтями путь на поверхность. Чем ближе он подбирался к ней, тем сильнее становилась боль. Во рту стоял привкус крови. Он застонал, поднял голову и вяло осмотрел место побоища. Он не мог ничего понять. Разломанная дверь, сорванная с петель. Железная скамейка. Груда оружия. Повсюду кровь. Он уронил голову на руки и стал размышлять над увиденным.

Меган. Леди Меган. Где она?

Его начал одолевать ужас. Он пополз по полу и, добравшись до угла кровати, встал на четвереньки. Он смотрел. Смотрел. Смотрел. Смотрел.

Пока вид кровавого мяса не заставил его согнуться вдвое на полу. Пока он не увидел перед собой только огромный красный океан. Пока не услышал, что кричит от дикой боли и утраты.

Они слышали его с улицы, слышали этот звук, как будто все демоны, в которых они верили, вырвались на свободу. Некоторые из воинов обнажили мечи, будто бы собираясь в башню, где они убили завоевателя, его женщину и несколько его сторонников. Но, увидев его в окне, замерли на месте.

– Я покажу вам войну! – зарычал он, и металлическая скамейка полетела в толпу.

Крики и стоны заполнили двор. Он исчез из окна.

Через мгновение из окна обрушился тяжелый шкаф и разбился о тротуар. Вслед за ним полетели стулья, шкаф для одежды, тела воинов.

Когда он спустился с тесаком в руках, они бросились бежать от его ярости, бросая оружие и затаптывая тех, кто упал. Он нападал на них сзади. На нем уже не было ран. Он гнал их вперед, убивая всех, до кого мог дотянуться.

Он свирепствовал по всему Брасандокару. Он разрушил палатки и убил скот на рынке. Перевернул жаровни и пинком опрокинул столы, нагруженные товарами. Разбил открытые бочки с алкоголем и бросил распотрошенного солдата в общественный колодец. Затем схватил факел и поджег все, что мог. Свет от горящего города был виден на расстоянии нескольких миль.

Он вытаскивал людей из своих домов и безжалостно забивал их в канавах.

Наконец, пошатываясь, он дошел до причала. Он был потрясен и измотан. Взойдя на плот, он отрезал веревку и двинулся по воде. Брасандокар пылал за его спиной, и он устало подумал, что точно разрушил его навсегда. Он погрозил пламени кулаком.

– Никаких шрамов на лице моей империи! – кричал он, не чувствуя при этом ликования в сердце. Меган по-прежнему была мертва. Меган была мертва.

Крича и плача, он опустился на доски плота. Его несло в ту сторону огромной реки, где никогда не бывало людей.

Создание проснулось прямо перед тем, как река вошла в низкую темную пещеру.

Он не знал, сколько плыл, и не знал, как далеко продвинулся по пещере. Река текла плавно. Иногда плот натыкался на невидимый риф, иногда его несло вперед кормой. Порой стены пещеры пылали огнем, напоминая множество грибов, иногда – животных, светящихся на потолке, как движущиеся сталактиты.

Но чаще всего его окружала непроницаемая темнота.

Я путешествую из одного ада в другой, думал он, черпая из реки горсть воды. Теперь вода была прохладнее, но разве подводные источники не всегда были прохладными? Разве раньше, когда он жил в пещерах, преследуемый людьми и презираемый всеми природными явлениями, разве тогда подводные источники не были прохладными? Он не мог вспомнить этого, но решил, что это все равно было неважно.