Константин Образцов - Красные цепи

Кардинал несколько секунд молча смотрел в мертвые глаза Абдуллы. Потом еще раз взглянул на оперение стрелы, оценил угол, под которым она вошла в грудь, проследил взглядом направление ее возможного полета и уставился на скрытую дождем и мраком крышу. Крышу, с которой так и не прозвучало ни одного выстрела.

— Карл, группу наверх, быстро! Пусть обыщут там все… если еще не поздно.

Кардинал медленно прикрыл дверцу машины и огляделся вокруг. Под проливным дождем догорали подбитые джипы; пламя уже не было таким высоким и ярким, багровые языки огня с шипением торопливо подъедали остатки: краску, обшивку салона и почерневшую человеческую плоть, которая потрескивала, покрываясь лопающимися пузырями жира. Пахло раскаленным железом, порохом, кровью, горелым мясом, а еще холодом и водой. Вокруг лежали десятки неподвижных изуродованных тел. С разных сторон доносились выстрелы: последние короткие перестрелки вспыхивали и тут же гасли, подобно языкам умирающего пламени. Кардинал посмотрел наверх. Рваные тени серых облаков метались так, словно души погибших сегодня людей пытались пробиться сквозь свинцовую толщу небес. Но небеса оставались непроницаемы и глухи к этим попыткам, и душам ничего не оставалось, как вернуться обратно вместе с холодным дождем и просочиться сквозь грязный асфальт и мокрую землю вниз, туда, где многих из них давно уже ждали.

— Похоже, все было зря, — заметил Алекс. Дождь смыл его деловой лоск, и теперь он был похож не на преуспевающего бизнесмена, а на школьника, принарядившегося по случаю выпускного бала, которого окатили водой из ведра злокозненные одноклассники. — Жаль… столько сил впустую.

Кардинал пожал плечами.

— Пусть это зачтется нам как бескорыстное доброе дело, — сказал он. — На несколько десятков мерзавцев в этом мире стало меньше. А Абдуллу, я думаю, можно одного посчитать за сотню. Воздух в городе станет чище. — Он подумал и добавил: — Хотя и ненамного…

Совсем рядом снова загремели выстрелы: два подряд из пистолета, потом коротко ударила автоматная очередь, которую прервал сухой стрекот пистолет-пулеметов. Кардинал услышал, как звонкий женский голос несколько раз выкрикнул его имя. Он обернулся: двое бойцов вели к нему невысокую молодую женщину в черной куртке и с растрепанными рыжими волосами, стремительно намокающими под дождем.

— Здравствуйте, Алина, — устало сказал Кардинал. — Не могу сказать, что очень сильно удивлен нашей встречей. А где же ваш спутник?..

Холодный каменный пол. Тусклая серая мгла. Голова звенит от раскалывающей боли. Сильнее болят только ребра, и в груди что-то нехорошо скрипит при каждом вздохе. Жесткая рука прижимает меня к полу. Похоже, меня снова избили. Это уже было. Или происходит сейчас?.. Затуманенное сознание отказывается различать прошлое и будущее. Но в любом случае, я знаю, что нужно сделать.

Я открываю глаза и вижу склонившуюся надо мной огромную темную фигуру и лицо, белеющее во мраке, словно лик привидения. Я улыбаюсь ему и резко бью коленом в пах. Он воет, запрокидывая голову, разжимает свою железную хватку, но тут же незряче тыкает ножом. Я чувствую, как лезвие входит в левое плечо, словно раскаленная игла в восковую фигурку, но у меня все же получается приподняться, захватить левой рукой поросший жесткой шерстью затылок и ладонью правой резко ударить в основание носа. Раздается мокрый хруст. Он с воплем отшатывается и закрывает лицо руками. Сквозь узловатые толстые пальцы течет темная, густая жидкость.

Я вскакиваю на ноги. Боль полыхает ослепительной вспышкой и сразу гаснет, выключенная милосердным сознанием, но я не знаю, насколько меня еще хватит. И пока он стоит, прижав руки к лицу, я с лязгом вытягиваю из груды ржавого железа трубу длиной почти в мой собственный рост и широко размахиваюсь. Труба с низким гудением рассекает воздух и обрушивается на его лоб как раз тогда, когда он наконец опускает руки. Темная рана прочерчивает белую маску лица, черная кровь широкой волной заливает провалы глаз. Он стонет, почти как человек, шатается, но остается стоять на ногах. Потом смотрит на меня, широко разевает пасть и рычит, скаля желтые клыки и обдавая меня тяжелым кровавым дыханием хищника.

Я понимаю, что победить его мне не под силу. Уйти живым он мне тоже не даст, так что о том, чтобы попытаться сбежать, не стоит и думать. Я смотрю ему за плечо: до огромного, во всю стену, окна чуть больше пятнадцати метров. Если нельзя одолеть его в схватке, то можно попытаться хотя бы выбросить наружу. Конечно, это его не убьет, но сейчас я, пожалуй, согласен на ничью.

Я делаю шаг вперед, резко бью одним концом трубы в бетонный пол, ставлю ее вертикально, подпрыгиваю, держась обеими руками, и изо всех сил вращаюсь вокруг, как заправская стриптизерша. Удар двумя ногами приходится ему в грудь. Он снова рычит и отступает на несколько шагов, пытаясь сохранить равновесие. Я быстро шагаю вперед, труба снова лязгает о бетон, и я еще раз бью его обеими ногами с разворота, вкладывая в этот удар все остатки быстро покидающих меня сил. На этот раз он спотыкается и падает. До окна остается несколько метров. Он встает, в ярости размахивая ножом и ощеривая в оскале острые зубы, но еще один удар отбрасывает его почти к самому окну. Мне нужно сделать еще одно, последнее движение, и тогда я вышвырну его сквозь стекла и рамы вниз, в темноту узкого прохода между заводскими корпусами. И я снова бью в пол железной трубой и прыгаю.

Но тут что-то идет не так. Тело все-таки подводит меня, и страшная боль внезапно обрушивается с такой силой, что я на мгновение теряю сознание. Руки выпускают холодное железо, труба со звоном падает, а вместо сокрушительного удара, который должен был выбросить моего противника наружу, получается только толчок, впрочем, достаточно сильный для того, чтобы снова опрокинуть его на спину. Я лежу на холодном бетоне, едва дыша от боли, и вижу, как он падает и разбивает головой пыльное стекло окна у самого пола.

Старые оконные переплеты дрожат и через мгновение рассыпаются крошевом гнилых щепок. Огромное стекло тяжело скользит вниз, как нож гильотины. Я успеваю повернуться на бок, закрыть лицо и голову руками и чувствую содрогание каменного пола, когда стекло ударяется в нижний край стены, а потом с грохотом рассыпается на множество осколков.

Становится очень тихо. Затхлое пространство цеха мгновенно заливает холодный влажный воздух. Я чувствую, как на мою щеку падают долетающие снаружи капли дождя. Я приподнимаюсь и смотрю туда, где несколько мгновений назад было окно. У самого края разверзшейся темной бездны лежит обезглавленное тело большого черного волка. Широкая ткань плаща раскинулась вокруг него, как погребальное покрывало. Среди засыпавших его стеклянных осколков тускло блестит лезвие кривого ножа.