Рик Янси - Монстролог

Время от времени, в самом начале моей службы у монстролога, я был уверен, что он слышит мои душераздирающие рыдания по ночам – слышит, но ничего не предпринимает. Он редко вспоминал моих родителей или ту ночь, когда они умерли. А когда вспоминал, это было скорее в целях наказания, как в ту ночь на кладбище: «Твой отец понял бы».

Так что я остался еще на некоторое время с Малакки. Я взял его за руку, присев на краешек кровати, в которой скончался Алистер Уортроп. Малакки, ясно, был измучен суровыми испытаниями, выпавшими на его долю. Я уговаривал его отдохнуть, но он хотел все знать. Как мы обнаружили монстров, уничтоживших его семью? Что делал Доктор в промежуток между тем, как мы их обнаружили, и той ночью, когда они вломились в дом Стиннетов? Я рассказал ему о ночном визите Эразмуса Грея с чудовищным грузом; о нашей поездке на кладбище и сумасшедшей битве, которая последовала; о нашей поездке и остановке в Дедхеме. И пересказал историю капитана Варнера. Я не упомянул только причастность старшего Уортропа к появлению Антропофагов в Новом Иерусалиме, но сделал акцент на невиновности Доктора и на его попытках ответить на критические вопросы, возникшие в связи с их появлением.

– Если бешеная собака впадает в состояние амока, какой дурак будет искать, кто виноват в ее бешенстве? – спросил Малакки. – Сначала пристрели собаку, а потом ищи источник ее безумия, раз уж ты считаешь себя обязанным его найти.

– Он думал, у нас есть время…

– Что ж, он ошибался, не так ли? А теперь моя семья мертва. И я тоже, Уилл, – добавил он будничным голосом, без тени жалости к себе. – Я тоже умер. Я чувствую твою руку, я вижу, что ты сидишь здесь, я дышу. Но внутри ничего нет.

Я кивнул. Как хорошо я его понимал! Я пожал его руку.

– Потом станет легче, – заверил я его. – Мне стало. Никогда не будет так, как раньше, но легче станет. И я обещаю тебе, Доктор убьет этих тварей, всех до одной.

Малакки тихо покачал головой, глаза его горели.

– Он – твой хозяин, он взял тебя, когда ты осиротел, – прошептал он. – Я понимаю, Уилл Генри. Ты чувствуешь себя обязанным прощать и оправдывать его, но я не могу простить этого твоего… как, ты сказал, называется его профессия?

– Монстролог.

– Этого монстролога. Охотника на монстров… Что ж, он не отличается от тех, на кого он охотится.

Он замолчал, произнеся этот приговор. Веки его дрогнули, ресницы опустились, и он наконец закрыл глаза. Но, даже заснув, он продолжал крепко держать меня за руку, и мне пришлось потихоньку приподнимать его пальцы один за другим, чтобы высвободиться.

Спускаясь вниз по лестнице, я вздрогнул, ибо вечернюю тишину разорвал барабанный стук в дверь и крик Доктора пойти и открыть. Что еще случилось? Я не знал, что и думать. Вдруг монстры опять напали на кого-нибудь? Час был поздний, и, возможно, их снова обуяло полуночное буйство? Или о смерти Стиннетов прослышали в городе, и люди явились к дому Уортропа со смолой и перьями? «Он не отличается от тех, на кого он охотится», – сказал Малакки. Сам я так не считал, но понимал, почему Малакки такого мнения о нем. Такого же мнения будет, вероятно, и весь город, когда узнает о зверском нападении Антропофагов.

Я не считал Доктора монстром, охотящимся на монстров. Но в самом скором времени мне предстояло познакомиться с человеком, который полностью соответствовал этому описанию.

Он был высокого роста, выше шести футов – человек, стоявший на крыльце дома. Атлетически сложен и по-мальчишески красив. Черты его лица были приятны, длинные льняные волосы модно уложены. Глаза у него были странного серого оттенка. При комнатном освещении они казались почти черными, но позже, на дневном свету, я увидел, что они приобрели более мягкий пепельный оттенок, оттенок золы. Словно тень. Словно обшивка облицованного железом военного корабля. На нем был дорожный плащ и перчатки, сапоги для верховой езды и фетровая шляпа с узкими полями, небрежно загнутыми под углом. Усы у него были тонкие и аккуратно подстриженные, того же золотистого оттенка, что и копна волос, а губы – полные и чувственные.

– Итак? – сказал он с оттенком удивления. – Добрый вечер, молодой человек.

Он говорил на рафинированном британском английском, с этим львиным мурлыкающим акцентом – мелодичным, успокаивающим.

– Добрый вечер, сэр, – сказал я.

– Я ищу дом моего близкого друга. Боюсь, кучер завез меня не туда. Его зовут Пеллинор Уортроп. – В глазах его запрыгали искорки, и он добавил: – Друга зовут Пеллинор Уортроп, а не кучера, разумеется.

– Да, это дом Доктора Уортропа, – сказал я.

– Даже так? Доктора? – Он мягко рассмеялся. – А кто же вы такой, молодой человек?

– Я – его ассистент. Начинающий, – добавил я.

– Начинающий ассистент! Ему повезло. И вам, молодой человек, не сомневаюсь, тоже. Скажите-ка мне, мистер начинающий ассистент…

– Уилл, сэр. Меня зовут Уилл Генри.

– Генри? Звучит знакомо.

– Мой отец служил у Доктора много лет.

– Его звали Бенджамин?

– Нет, сэр. Его звали…

– Патрик, – сказал он, щелкнув пальцами. – Хотя, нет, постой, ты слишком молод, чтобы быть его сыном. И даже сыном его сына, если у него таковой имелся.

– Его звали Джеймс, сэр.

– Да? Ты вполне уверен, что не Бенджамин?

Из-за двери послышался голос Доктора:

– Кто там, Уилл Генри?

Мужчина в дорожном плаще склонился ко мне и заглянул прямо в глаза, прошептав:

– Скажи ему.

– Но вы не представились, сэр, – заметил я.

– Разве в этом есть необходимость, Уилл Генри?

Он достал из кармана конверт и покрутил им у меня под носом. Я мгновенно узнал почерк – это был мой почерк.

– Я знаю, что не Пеллинор написал это письмо. Продиктовал – да, но написать… Это невозможно! У него же ужасный почерк!

– Уилл Генри! – Голос Доктора резко прозвучал у меня за спиной. – Я спрашиваю, кто…

Он замер, увидев на пороге высокого англичанина.

– Это Доктор Кернс, сэр, – сказал я.

– Мой дорогой Пеллинор, – промурлыкал Кернс с теплотой в голосе, проходя мимо меня, чтобы пожать Доктору руку. Он решительно сдавил ее и энергично потряс. – Сколько же мы не виделись с тобой, старина? Со Стамбула?

– С Танзании, – ответил Доктор сдержанно.

– С Танзании! Неужели и вправду так долго? А что это за великолепие у тебя на лбу?

– Случайность, – пробормотал монстролог.

– А, хорошо, а то я уж испугался, что ты стал индусом. Ну что ж, Уортроп, ты паршиво выглядишь. Сколько времени ты уже не спишь и не ешь? Что случилось? Ты уволил служанку и повара? Или они ушли по собственной воле, так им стало противно? И скажи-ка мне, когда это ты стал «Доктором»?

– Я рад, что ты смог так быстро приехать, Кернс, – сказал Доктор все таким же сдержанным тоном, не обращая внимания на допрос. – Я боюсь, ситуация оказалась хуже, чем я предполагал.