С. Тремейн - Холодные близнецы

Одежду мы подобрали того же оттенка, в который красили девочкам ногти: солнечный – для Лютика, лазурный – для Незабудки. Мы не соблюдали излишнюю скрупулезность, но сумели выработать особую родительскую тактику для наших девочек. На Кирсти всегда красовалось что-нибудь голубое: джемпер, носочки либо вязаная шапочка с помпоном, а все остальное могло быть другого цвета. У Лидии же была желтая футболка или шафранная лента в бледно-золотистых волосах.

Поспеши.

Я бы поспешила, но в этом было явно что-то неправильное. Как можно чем-то заниматься в таком месте, где повсюду стоят картонные коробки, помеченные буквой «Л»?

«Л» – значит Лидия. А картонки будто таращатся на меня с осуждением, они под завязку набиты жизнью моей девочки.

Мне хотелось позвать ее: «Лидия! Вернись, Лидия Мэй Танера Муркрофт!» Мне хотелось выкрикивать ее имя, как тогда, когда она умерла, когда я смотрела вниз с балкона и видела ее неестественно выгнутое хрупкое тельце. Она все еще дышала, но ее было уже нельзя спасти.

И вдруг меня едва не вырвало от пыли. А может, от воспоминаний.

Лидия бежит в мои распахнутые объятия – это мы запускали змея в Хампстед Хит, и она испугалась гудения его крыльев на ветру. Лидия сидит у меня на коленях и усердно выводит свое имя пахучим восковым карандашом первый раз в жизни. Малышка Лидия в отцовском кресле – совсем как гномик, с лукавой улыбкой прячется за развернутым атласом почти с нее ростом. Лидия – тихая, задумчивая, любившая книги, немного отстраненная и чуточку потерянная – походила на меня. Однажды, когда Лидия сидела рядом с сестрой на лавочке в парке, она произнесла: «Мам, садись между мной, почитай нам книжку».

Между мной ? Даже теперь я ощущала в словах Лидии тревожную неясность, размыв идентичности. Но нашей любимой Лидии нет… Или я ошиблась, и она жива, хоть все ее вещи и рассованы по коробкам на чердаке? Если это так, то как нам распутать клубок, не разрушив семью?

Это просто невыносимо, сказала я себе.

Давай, Сара, работай. Разбирайся на чердаке. Делай то, что надо. Забей на тоску, освободись от ненужного хлама, езжай в Шотландию, на остров Торран, где огромное безбрежное небо, а твоя Кирсти – Кирсти, Кирсти, Кирсти – будет свободной и беззаботной. Мы сбежим от прошлого, улетим туда, как гаги, что проносятся над горами Куллинз.

Одна из коробок оказалась открытой.

Я уставилась на нее с ужасом и замешательством. Это была самая большая картонка, мы сложили в нее игрушки Лидии, и кто-то ее грубо вскрыл. Но кто? Энгус, наверное. Зачем он так поступил? Да еще проявил небрежность? И почему он мне не сказал? Ведь мы обсуждали все, что касалось вещей Лидии. А теперь он роется в игрушках Лидии и ничего мне не говорит!

Дождь зашумел с новой силой. Очень близко – в нескольких футах над головой.

Я нагнулась к открытой коробке и только открыла клапан, чтобы заглянуть внутрь, как услышала посторонний звук. Характерное металлическое дребезжание. Стремянка? На нее кто-то лезет?

Да.

Мне не померещилось. В доме кто-то есть. Как он или она вошли, и я не услышала? Кто лезет на чердак? А Бини на кухне даже не залаял.

Я вздрогнула. Может это и глупо, но я испугалась.

– Эй! Кто здесь?

– Ты в порядке, красотка?

– Энгус!

Он улыбнулся. Со второго этажа пробивался свет, и в колеблющихся тенях Энгус напомнил мне злодея из малобюджетных ужастиков – их тоже подсвечивали снизу для пущего эффекта.

– Господи, Энгус, как ты меня напугал!

– Прости, малыш.

– Я думала, ты на полпути в Шотландию.

Энгус встал напротив меня. Он долговязый – шесть футов три дюйма, и ему пришлось слегка нагнуться, чтобы не удариться о стропила своей красивой темноволосой головой.

– Паспорт забыл. А его теперь надо всегда предъявлять, даже на внутренних линиях.

Энгус посмотрел мне через плечо на вскрытую коробку с игрушками. В воздухе между нами висела пыль, подсвеченная моим фонариком. Мне захотелось направить луч прямо ему в лицо. Он хмурится, улыбается или сердится? Мне не разглядеть – он слишком высокий, и здесь слишком темно. Но он чувствует себя здесь неловко и натянуто ведет себя.

– Сара, что ты делаешь? – спросил он.

Я навела фонарь прямо на картонку, которую так грубо и небрежно вскрыли.

– А сам как считаешь? – Ясно.

Очертания фигуры моего мужа выглядели неясными и угрожающими. Зловещими. Злыми. Как будто он замышляет нечто нехорошее. Но почему?

– Я разбираю вещи, – выпалила я. – Гас, ты понимаешь, нам надо хоть что-то сделать… с ними… – Я уставилась на его лицо, скрытое в полумраке. Я почувствовала, что горе опять подкрадывается ко мне. – Нам нужно разобраться с одеждой и игрушками Лидии. Я знаю, что тебе не хочется, но нам необходимо что-то решать: брать нам ее вещи с собой или сделать с ними что-нибудь еще?

– Выкинуть?

– Может быть…

– Ага… Но я даже не знаю…

Молчание. И непрерывный шум дождя.

Мы застряли здесь – на темном чердаке кэмденского дома. Мы погрязли во всей этой рутине. Я хочу, чтобы наша жизнь продолжалась, но мне надо выяснить правду насчет коробки.

– Энгус?

– Слушай, мне пора. – Он повернулся и направился к люку. – Давай потом поговорим, я позвоню тебе по скайпу с Орнсея.

– Энгус!

– Я взял билеты на следующий рейс, но я могу опоздать, если не потороплюсь, иначе мне вообще придется целую ночь торчать в Инвернессе. – Он уже был внизу, и его голос звучал глухо.

Он уходил, как будто скрывался с места преступления – втихаря с виноватым видом.

– Стой!

Я чуть не упала со стремянки, спускаясь вслед за ним. Он уже спрыгнул с лестницы.

– Энгус, подожди!

Он обернулся, глядя на часы на запястье.

– Что?

– Слушай, – я не хотела задавать свой вопрос, но я была должна это сделать, – ты открыл коробку с игрушками Лидии?

Роковая пауза.

– Да, – произнес он.

– Энгус, но зачем? Ради всего святого, зачем?

– Потому что Кирсти надоело играть со своими игрушками.

Он пытался говорить ровным тоном, но у меня появилось ужасное чувство, что он лжет.

Мой муж обманывает меня.

Я растерялась. Но решила не отступать и кинуть ему ответную реплику.

– То есть ты, Энгус, залез на чердак и достал Кирсти игрушку Лидии? Я права?

Нас разделяли три ярда. Он застыл внизу на лестничной площадке и смотрел на меня, задрав голову и не мигая. Мы уже сняли картины со стен второго этажа, а там, где раньше стояла мебель – мой нелюбимый книжный шкаф и любимый комод Энгуса (наследство от бабушки), были большие светлые квадраты.

– Ну и что, Сара? Какие проблемы? Я что – вторгся на вражескую территорию? – мрачно начал оправдываться он.

Обычно он ведет себя подобным образом перед тем, как окончательно рассердиться. Я вспомнила, как он ударил своего бывшего начальника.