С. Тремейн - Холодные близнецы

Мне стало страшно.

Абсурд, конечно, но мое сердце в панике затрепетало. Я не могу войти в комнату собственной дочери? Меня что-то останавливало, как будто там затаилось некое зло. Меня охватил детский страх, как в фильмах ужасов. Монстры под кроватью и в шкафу. Нет, в комнате – моя дочь, и вполне возможно, что она улыбается, как тогда в машине. Улыбается, чтобы меня пристыдить. Она пытается наказать меня. Ты позволила моей сестре умереть, потому что тебя не было с нами.

Что за бессмыслица! Во мне опять пробуждаются воспоминания, как мой отец орал на мать. Когда его карьера пошла на спад, он стал часто кричать, и мать съеживалась от его воплей. Я слышала все через дверь, и мне казалось, что там ругаются злые чудовища, что там гремит гром.

С тех пор меня нервируют закрытые двери.

Так. Хватит. Я сейчас – не самая лучшая мать.

Собрав волю в кулак, я повернула ручку и шагнула через порог, вглядываясь в царящий в комнате полумрак.

От увиденного все мои страхи мгновенно разлетелись: Кирсти сидела на постели и совсем не улыбалась – слезы заливали ее личико. Но что случилось? Ночник у нее хоть и слабо, но еще горит. Что стряслось?

– Деточка, детка! Что с тобой? В чем дело?

Я присела на кровать и крепко обняла ее, несколько минут я ее укачивала, пока она тихо плакала, а потом она замолчала с измученным видом.

Да, ей, вероятно, приснился кошмар. Она еще всхлипывала, но уже реже, и море вторило ее всхлипам. Снаружи до меня доносился тоскливый и тревожный шум волн. Вдохи и выдохи. Кто оставил окно открытым? Видать, Энгус – у него пунктик насчет свежего воздуха.

Постепенно моя малютка замолчала. Я заключила ее лицо в ладони, ощущая под пальцами теплые мокрые слезы.

– Ну, милая, что с тобой? Опять плохой сон?

Моя малышка отрицательно покачала головой, придушенно всхлипнула, покачала головой и показала на что-то пальцем.

На простыне лежала распечатанная на принтере большая фотография. Я подняла ее – и мое сердце заныло от боли. Снимок был не самого лучшего качества, да еще и выведен на принтер, но несмотря на это, я смогла различить все детали. Жизнерадостная фотография – снята, наверное, за год до несчастного случая: на ней Кирсти и Лидия в Девоне, на пляже в Инстоу. На девочках одинаковые розовые толстовки из Леголенда [6] Леголенд – сеть детских тематических парков развлечений, практически полностью построенных из элементов конструктора «LEGO», первый из которых был открыт в 1968 году в Дании. В настоящее время таких парков шесть. Парки разбиты на тематические зоны. «Долина Дупло» («Мир Дупло», «Дуплоленд») – зона для самых маленьких. с надписью «Долина Дупло», в руках – ведерки и лопаточки. Близняшки улыбаются и смотрят прямо в камеру моего телефона, хотя и щурятся от солнца.

Скорбь обрушилась на меня нескончаемым водопадом, коричневым от кислых торфяников.

– Кирсти, где ты ее взяла?

Она ничего не сказала. Я растерялась. Мы с Энгусом еще давно решили спрятать от дочки старые фотографии. Может, она нашла ее в нераспакованных коробках?

Я взглянула на фото, стараясь пренебречь бушующей внутри меня печалью. Но это очень трудно. Близняшки выглядели абсолютно счастливыми друг с дружкой. Две сестрички, освещенные ярким солнцем, две самые близкие в мире родственницы.

Внезапно я поняла, что моя оставшаяся в живых дочь просто-напросто осиротела.

Кирсти в своей мягкой розовой пижаме выскользнула из-под моей руки, выдернула у меня фотографию и повернула ее ко мне в слабом свете ночника:

– Мама, кто тут я?

– Что, дорогая?

– Кто тут я, мам? Где тут я?

Господи Всеблагой, помоги мне это вынести – мне нечего ей ответить. Я действительно не знаю. Мне не понять, кто есть кто, у девочек на фотографии нет никаких знаков отличия. Значит, нужно врать ей? А что, если я неверно истолковала ее слова?

Кирсти ждет. Я ничего не могу сказать: лишь бормочу ласковые утешительные фразы, отчаянно стараясь придумать ложь во спасение. Но отсутствие внятного ответа делает все только хуже.

Какую-то секунду Кирсти напряженно смотрит на меня и начинает рыдать. Она падает на кровать и молотит по ней кулаками, как двухлетний ребенок в припадке гнева. Ее крики и стенания вызывают ужас и жалость, но я четко разбираю:

– Мама, мама, мама, кто я?!

Я успокаивала дочь целый час. Я утешала ее до тех пор, пока она не заснула, прижимая к себе плюшевого Лепу так крепко, будто пыталась его задушить. Но теперь не могла заснуть я сама . Шесть унылых часов я провалялась с открытыми глазами рядом с похрапывающим Энгусом, расстроенная и злая, раздумывая над вопросом Кирсти.

Кто я?

Каково это – не знать, кто ты? Не знать, который «я» жив, а который мертв?

К семи утра я озверела, вскочила с измятой постели и по злосчастному телефону позвонила Джошу. Зевая, он согласился отвезти меня в слабом свете утра на лодке с острова к автопарковке возле «Селки», раз уж нам с приливом не повезло. Когда я положила трубку, в столовую ввалился сонный Энгус и, зевая, засыпал меня вопросами. Почему ты звонишь Джошу? Куда ты так рано собралась? Зевок. Что вообще происходит?

Я попробовала ответить, но у меня ком подкатил к горлу. Я не хотела говорить ему правду, по крайней мере, сейчас – слишком уж все жутко. Может быть, я осмелюсь признаться ему позже, когда молчать не получится – и поэтому я соврала. А может, мне надо было лгать ему раньше – еще в Лондоне. Наверное, мне следовало соврать ему о моей давней интрижке. Ведь тогда я, вероятно, нанесла непоправимый удар по нашему браку – такой сильный, что мы до сих пор не можем восстановить его полностью. Однако сейчас у меня не было времени обвинять себя. В итоге я объяснила, что мне надо ехать в Глазго, найти одну статью, меня просила об этом Имоджин, и я согласилась. Ведь нам нужны деньги, не так ли? Кроме того, я сказала, что Кирсти опять видела кошмар и за ней надо особо присматривать в мое отсутствие.

Кошмар. Всего-навсего.

Примитивная ложь, но Энгус вроде бы поверил.

Джош приплыл на лодке, продирая глаза. Мы двинулись вдоль Салмадейра в Орнсей. Я взбежала по ступенькам пирса, прыгнула в машину и с безумной скоростью помчалась в Глазго – из Кайла в Форт-Уильям, в центр города, взывая по пути к благосклонности Имоджин. Она знакома с Малькольмом Келлавеем – одним из лучших детских психиатров Шотландии. Еще месяц назад я читала статью Имоджин про современное материнство, где она очень его хвалила. А теперь мне была нужна ее помощь.

– Запиши меня к нему! Прямо сейчас!

– Что-что?

– Имми, прошу тебя!

Перед моими глазами раскинулась голая равнина Раннох-Мур. Одна моя рука – на руле, в другой зажат мобильник. Думаю, что в округе нет полицейских и никто не арестует меня за невнимательное вождение. Маленькие озера блестят под лучами солнца, как нечищеное серебро.