Дэн Симмонс - Друд, или Человек в черном

Я медленно извлек из кармана сюртука новенькую записную книжку, купленную специально для сыщицкой работы. Потом я достал остро заточенный карандаш и раскрыл записную книжку на первой, чистой странице.

Мистер Рофф резко выпрямился, точно услышав стук судейского молотка, сцепил руки на столе, таким образом усмирив наконец свои беспокойные длинные пальцы, и уставился на меня со всем вниманием, на какое в данных обстоятельствах способен человек преклонного возраста и нервического темперамента, явно слабеющий рассудком.

– Да, конечно, – промолвил он. – Давайте перейдем к делу, мистер Коллинз. Какое у нас с вами дело, мистер Коллинз?

– Господин Эдмонд Диккенсон, – твердо сказал я, услышав в своем голосе металлические, но все же не жесткие нотки, свойственные сержанту Каффу; я точно знал, как сотворенный мной персонаж провел бы подобный разговор.

– А, да, конечно… вы принесли весточку от господина Эдмонда Диккенсона, мистер Коллинз?

– Нет, мистер Рофф, хотя я знаком с этим молодым джентльменом. Я хотел спросить вас о нем, сэр.

– Меня? Ну да… конечно… рад помочь вам, мистер Коллинз, а через вас – и мистеру Диккенсу, коли мистер Диккенс нуждается в моей помощи.

– Уверен, он будет благодарен вам, мистер Рофф, но нынешнее местонахождение мистера Диккенсона интересует в первую очередь меня. Не могли бы вы дать мне его адрес, сэр?

У старика вытянулось лицо.

– Увы, не могу, мистер Коллинз.

– Это секретная информация?

– Нет, нет, ничего такого. Молодой господин Эдмонд всегда открыт и прозрачен, как… как летний дождь, сэр, коли вы позволите мне вторгнуться с сей метафорой в вашу с мистером Диккенсом литературную сферу. Господин Эдмонд не стал бы возражать, если бы я сообщил вам нынешний его адрес.

Я лизнул кончик остро заточенного карандаша и выжидательно уставился на собеседника.

– Но, увы, я не могу, – вздохнул престарелый мистер Рофф. – Мне неизвестно, где господин Эдмонд жительствует в настоящее время. Раньше он снимал квартиру здесь, в Лондоне, неподалеку от Грейс-Инн-Сквер, но я знаю, что он съехал оттуда в этом году. А где господин Эдмонд обретается сейчас – мне неведомо.

– Может, у своего опекуна? – подсказал я; ничья слабая память никогда не станет помехой для сержанта Каффа.

– Опекуна? – повторил старый джентльмен, слегка встревоженно. – Ну… не исключено… возможно… вполне вероятно.

Прежде чем приступить к расследованию, я порылся в памяти и в своих записях, касающихся нашей с Диккенсоном беседы, имевшей место полтора года назад в номере гостиницы «Чаринг-Кросс», где он оправлялся после катастрофы.

– Речь идет о мистере Уотсоне, проживающем в Нортгемптоншире, так ведь, мистер Рофф? Который в прошлом являлся либерально настроенным членом парламента, насколько мне известно?

– В общем – да, – промолвил Рофф, явно впечатленный моей осведомленностью. – Но – увы – нет! Наш дорогой мистер Роланд Эверетт Уотсон скончался четырнадцать лет назад. После этого молодой господин Эдмонд постоянно переезжал с места на место, во исполнение судебных постановлений об опекунстве, то и дело менявшихся. Ну, знаете… сначала тетка в Кенте… потом дядя-путешественник с домом в Лондоне – мистер Спайсхед провел в Индии почти все время, пока господин Эдмонд находился под его опекой… потом престарелая кузина бабушки. Эдмонда воспитывали главным образом слуги, знаете ли.

Я ждал со всем терпением, какое позволяла мне моя ревматоидная подагра, нетерпеливо дававшая о себе знать.

– А потом, когда господину Эдмонду стукнуло восемнадцать, – продолжал старый Рофф, – опекуном назначили меня, хотя это, конечно, была формальность, связанная с финансовыми вопросами. К тому времени господин Эдмонд уже давно снимал комнаты в Сити, а поскольку условия завещания были очень щедры и недостаточно четко сформулированы, господин Эдмонд с юных лет мог получить – и получил – доступ к своему капиталу практически без надзора взрослых. Но так как я в течение многих лет управлял этим капиталом – в далеком прошлом я вел юридические дела деда молодого Эдмонда, видите ли, а по завещанию его покойных родителей мне передавались на хранение все счетные книги на наследство и…

– Как умерли родители мистера Диккенсона? – спросил я.

Может показаться, будто я грубо перебил старика, но на самом деле я задал вопрос, когда мистер Рофф сделал паузу, чтобы перевести дух.

– Умерли? Так ведь они погибли в железнодорожной катастрофе! – сказал он, продышавшись.

«Ага!» – прозвучал у меня в уме многозначительный голос сержанта Каффа. Диккенсон привлекает к себе внимание Чарльза Диккенса на месте страшного железнодорожного крушения, а родители самого юноши погибли при аналогичных обстоятельствах. Едва ли это случайное совпадение. Но что оно означает?

– А где произошла катастрофа? – спросил я, делая пометки в своей записной книжке. – Надеюсь, не под Стейплхерстом?

– Под Стейплхерстом! Боже правый, нет! Как раз под Стейплхерстом сам господин Эдмонд получил телесные повреждения и был спасен вашим работодателем, мистером Чарльзом Диккенсом!

– Чарльз Диккенс не мой…

Я умолк, не закончив фразы. Пускай себе старый болван пребывает в заблуждении, будто я работаю на Диккенса. Может даже, это развяжет ему язык… впрочем, язык у него и так мелет без устали.

– Вернемся к вопросу об опекунстве, – промолвил я, нацеливая карандаш в записную книжку. – Значит, в настоящее время вы и являетесь опекуном и финансовым консультантом Эдмонда Диккенсона?

– Да нет же! – воскликнул Рофф. – Во-первых, обязанности опекуна почти год назад перешли от меня к другому лицу, более пригодному для такой роли, а во-вторых, господин Диккенсон в нынешнем году достиг совершеннолетия. Четырнадцатого сентября он отметил свой двадцать первый день рождения. По моему распоряжению Смолли каждый год посылал ему наши сердечные поздравления. Но только не на сей раз.

– А почему на сей раз вы обошлись без поздравлений, мистер Рофф?

– Ни я, ни Смолли понятия не имеем, куда ему писать, мистер Коллинз, – с самым удрученным видом признался Рофф.

Я вдруг исполнился печальной уверенности, что молодой Диккенсон являлся единственным клиентом старика – единственным клиентом этого преданного служителя закона, который трудился без устали, ежедневно приходя в свою убогую каморку с утра затемно и покидая рабочее место поздно вечером, спустя долгое время после захода невидимого солнца.

– Не могли бы вы сказать мне, кто был последним опекуном мистера Диккенсона – вплоть до его совершеннолетия, наступившего два месяца назад? – спросил я.

Мистер Рофф рассмеялся:

– Вы шутите, мистер Коллинз!