Татьяна Форш - Тайна пиковой дамы

– Всему свое время, молодой человек, – уже стоя в дверях, произнес художник. – Поскорее выздоравливайте.

Сказал и ушел, аккуратно прикрыв дверь, оставив Джованни наедине со своими мыслями и желанием вернуться к тени.

К Кассандре…

И расспросить ее обо всем.

Его тянуло к ней, в ее холодную темницу, где так спокойно и так одиноко.

Вдруг за дверью кто-то заговорил. Едва слышно, почти шепотом. Джованни различил голос матери и чей-то еще.

Женский!

Наконец створка скрипнула и в комнату, источая сладкий аромат духов, вошла девушка. Лицо ее было скрыто под темной сеточкой вуали. Немного постояв в нерешительности, девушка подошла к его постели и заговорила:

– Я рада, что тебе лучше, – она подняла вуаль.

– Мария?!

Она изменилась. Точнее, внешне она осталась прежней, но Джованни кожей ощущал эти перемены. А может, это потому, что он больше не смотрел на нее как на любимую девушку? Словно некто затушил свечу, подогревающую эту любовь.

Она стала чужой.

– Зачем ты здесь, Мария?

Не ответив, она присела на табурет и с улыбкой протянула руку к лицу Джованни, но он дернулся, не позволив ей коснуться себя.

– Не надо, Мария.

– Прости. Не думала, что ты до сих пор злишься.

Но она ошибалась.

Злости давно не было. Он лишь хотел, чтобы Мария поскорее ушла. Ее оказалось слишком много. Сначала бесцеремонно забралась в его сон, теперь сидит здесь и улыбается, как ни в чем не бывало…

– Ты пришла, чтобы удостовериться, зол ли я на тебя? Так вот: мне все равно. Ты для меня умерла в тот самый день, когда скрыла правду.

Мария поджала губы и отвела взгляд.

– Я просто хотела узнать, все ли с тобой в порядке. Ведь это я нашла тебя истекающим кровью и привезла домой.

– Зачем? Зачем ты пришла?! – Его выкрик оборвался кашлем.

Мария вскочила и бросилась к двери, но тут в комнату заглянула обеспокоенная мать.

– Джованни, зачем ты обижаешь бедную девочку?

Она взяла ее за руку и снова подвела к постели сына. Мария отвернулась, пряча лицо, а ее плечи едва заметно вздрогнули.

– Довел до слез! А если бы не она…

– Не нужно, синьора Нери, – Мария вдруг решительно посмотрела на нее. – Джованни прав, я не должна была приходить.

– Что значит – прав? – Мать даже всплеснула руками. – Он мой сын – и я, конечно, его люблю, но я хотела бы воспитать его настоящим мужчиной, который никогда не обидит женщину.

Интересно, зачем весь этот спектакль? Она прекрасно знала, как они с Марией расстались и как ему было обидно…

– Мама, – не выдержал он, – оставь нас, пожалуйста, наедине.

Та хотела что-то возразить, но лишь махнула рукой и вышла из комнаты.

Мария не спешила присаживаться и молча стояла, не решаясь заговорить первой. Джованни понял ее замешательство, и ему вдруг стало неловко. Чего он вдруг накинулся? Это на него совсем не похоже. Нервы ни к черту…

– Прошу тебя, присядь. И расскажи о себе, – попросил он и даже попытался улыбнуться.

– Прости меня… – всхлипнула она, опускаясь на табурет. – Не очень-то у меня все сложилось…

И Мария рассказала все с самого начала. С того дня, как Джованни узнал о ее помолвке с партнером и давним другом отца. О том, как она об этом даже и слышать не хотела, но сдалась под угрозами отца. Мария испугалась, зная жестокий нрав своего родителя, что тот убьет Джованни, и ей ничего не оставалось, как только согласиться.

Венчание состоялось уже на следующий день. В медовый месяц «молодые» отправились в Грецию, где у Силвано имелся бизнес: тот решил совместить приятное с полезным. Откуда ему было знать, что рабочие на фабрике затеяли переворот? Появление тирана и узурпатора в лице ее владельца они встретили с большим воодушевлением.

– Может быть, они и не хотели его убивать, но в пылу гнева не рассчитали сил. Фабрика сгорела, муж так и не вернулся. А я стала вдовой.

Мария помолчала.

Было видно, что рассказ дается ей очень тяжело, но она взяла себя в руки и продолжила:

– Я сразу же отправилась обратно – домой, к отцу. В день, когда наш корабль прибыл в порт, я увидела тебя, Джованни. Ты разгружал багаж, даже не зная, что перетаскиваешь и мои вещи. Я хотела поговорить с тобой, но увидела, как ты, пошатываясь, подошел к борту, замер, а потом вдруг упал в воду. Тебя вытащил какой-то матрос. Когда ты открыл глаза, я сбежала, как последняя трусиха…

Джованни встретился с девушкой взглядом. Получается, что Мария дважды спасла ему жизнь. И он, бесспорно, благодарен, но та часть души, что когда-то тянулась к ней, умерла.

– А что ты делала в порту в тот… другой день?

– Вечером отплывал мой корабль, я собиралась покинуть этот город навсегда.

– Ты была в бирюзовом платье, когда нашла меня?

– Ты вспомнил? Я думала, что ты был без сознания.

Она запнулась и тут же пылко заговорила:

– Я люблю тебя, Джованни, и всегда любила. Давай начнем все с самого начала, ведь теперь мы сможем уплыть вместе. Навсегда! И больше сюда не возвращаться. У меня достаточно денег, чтобы нам не бедствовать… А потом мы что-нибудь придумаем!

Джованни смотрел на Марию и думал, что все произошедшее когда-то случилось вовсе не с ним. Как он мог любить ее и мечтать жениться, завести детей, уехать?

Ситуация была очень неловкой, ведь Мария ждала ответа. А что он мог ей сказать? «Извини, я люблю другую?»

Стоило признаться в этом себе самому, чтобы наконец стало легче. Сколько ни подавлял он это чувство, оно все равно пробилось сквозь броню, которой обросло его сердце после предательства Марии. И он должен поблагодарить ее еще и за то, что открыла ему глаза. Только теперь Джованни понял, что такое настоящая любовь. Ему было плевать, что Флора несвободна. Он не думал о том, что она не обратит на него внимания – они из разных, не соприкасающихся между собой миров. Но он счастлив уже оттого, что она есть. А значит, у него остается надежда, пусть и самая ничтожная…

Видимо, его молчание слишком затянулось, и Мария с печальной улыбкой кивнула:

– Понимаю. На что я рассчитывала?

В числе ее достоинств было и то, что она многое могла понять без слов и сразу сделала правильные выводы.

– Наверное, на твоем месте я поступила бы точно так же.

В ее голосе было столько боли и отчаяния, невыплаканных слез и рухнувших надежд, что Джованни понял – он давно простил ее. Да и вовсе не было у него к ней ненависти и презрения! Он ошибался, когда думал, что у него нет чувств к этой девушке.

Ему было жаль Марию.