Константин Образцов - Молот ведьм

Валерия шла, осторожно ступая по битым плиткам, сквозь щели в которых выплескивалась жидкая грязь. Слева безмолвной громадой возвышалась, источая угрозу и сумрак, заброшенная больница. Черные окна тускло блестели в оранжевых и голубых отсветах ночи. Три этажа, погруженные в холод и непроницаемый мрак. Исходящая от здания сила ощущалась физически, и Валерия знала, что никто, единожды ощутив мощь этого темного зова, не устоит перед искушением прийти сюда вновь.

Она прошла вдоль правого крыла и свернула во внутренний двор. Абсолютная, ватная тишина; даже звуки проспекта, куда выходила фасадная часть, сюда не проникали, задыхались на самой границе двора в плотном, сгустившемся воздухе. Под ногами скрипело крошево мелкого сора. Валерия огляделась, окинув выходящие во двор стены и окна хозяйским, приметливым взглядом: в окнах, частью разбитых, ни огонька, проемы первого этажа заколочены стальными листами, земля возле стен завалена мусором — битым стеклом, бутылками, тряпками, толстым слоем слежавшейся, мокрой бумаги: во время одного из пожаров, оставившего вверху стен черную копоть, похожую на следы грязных пальцев, из окон вышвыривали все, что может гореть, и вместе с обломками мебели вниз полетели сотни и сотни старых историй болезни. На желтых, обгоревших листах еще можно было различить имена мертвецов: давно покинувших этот мир пациентов, да и врачей, заполнявших убористым почерком бланки и формуляры.

Впереди невысокая арка. Тьма под ней была аспидно черной, но Валерия знала, что в левой стене есть дверь черного хода. Вообще, в здание можно было попасть через семь, а то и восемь разных ходов; местные обитатели говорили, что знают путь и через подвал бокового невысокого флигеля, и через канализационный люк неподалеку отсюда, а еще — если уж очень надо попасть внутрь совсем незаметно — через отверстие сточной трубы, скрытой под водой Малой Невки. Пользовались им очень редко, последний раз годы назад, когда вдруг власти ненадолго очнулись, да и замуровали наглухо все входы и выходы в здание. Многие двери и сейчас снаружи казались надежно забитыми где железом, где досками, но это была одна только видимость. Те, кто хотели попасть внутрь, заходили без всяких препятствий, если, конечно, бывшая туберкулезная больница, известная некоторым как Вилла Боргезе, сама желала впустить их в темные недра.

Валерия достала из большой сумки, висевшей на правом плече, портативный фонарик. Желтоватое тусклое пятно осветило обшарпанную деревянную дверь. Валерия осторожно толкнула. Заперта. Все правильно, сегодня на Вилле Боргезе закрытое мероприятие. Вход только по приглашениям.

Валерия властно забарабанила в дверь: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три и еще один раз. Что-то скрипнуло в тишине, внутри завозились, лязгнул железный засов и дверь приоткрылась. Из темноты высунулось заросшее неопрятной щетиной, покрасневшее от грязи и жира лицо, обрамленное длинными сивыми космами, слипшимися в колтуны. Глаза под белесыми редкими бровями прищурились от неяркого света.

— Это я, — сказала Валерия. — Давай, открывай.

Дверь заскрипела, раскрылась пошире. Бродяга в большой черной кожаной куртке с чужого плеча неловко посторонился и согнулся в полупоклоне. В спине у него что-то хрустнуло.

— Здравствуйте, госпожа Альтера, — просипел он. — Вот, ждем Вас.

Валерия присмотрелась. Бродяга был ей незнаком.

— Новенький, что ли? — спросила она. — Как зовут?

— Витя, — ответил привратник и вновь неуклюже согнулся. — Витя Богомаз. Две недели, как тут.

Валерия принюхалась. Спиртным от Вити Богомаза не пахло. Это хорошо: в остальные дни пусть делают, что угодно, но сегодня все должны быть трезвы, как стекло.

— Знаешь, что сегодня тут будет, Витя? — строго спросила она.

— Да, — пробормотал он. — Мне это…говорили…рассказывали…

— Ну хорошо, — сказала Валерия и шагнула через порог. — Неси службу дальше. Надежда Петровна у себя?

— Да, — закивал Богомаз. — Тоже Вас ожидает. Сумочку помочь донести?

— Не надо, я сама. За дверью смотри.

Валерия протиснулась мимо бродяги, стараясь не задеть своим черным пальто его грязную куртку, и стала подниматься по узкой каменной лестнице без перил, с истертыми, покосившимися ступенями. Сквозь грязные стекла, едва держащиеся в ветхих тонких рамах широких окон, просачивался ночной свет. Желтый луч плясал впереди, выхватывая из темноты пятна облупившейся краски на стенах, неряшливые мазки граффити, куски обвалившейся штукатурки.

Валерия поднялась на второй этаж и шагнула в черный дверной проем, зияющий, как дыра в пустоту. Направо, вдоль всего здания, тянулся длинный узкий коридор, в конце которого тускло светилось окно, похожее на лунный камень. В стенах коридора белели деревянные двери, частью закрытые, частью распахнутые настежь. На некоторых еще сохранились таблички с именами врачей и названиями кабинетов. Истертый линолеум тускло блестел в темноте. Здесь было чисто, ни сора, ни грязи, и в воздухе не воняло мочой и экскрементами, как обычно бывает в заброшенных зданиях; только дух запустения, запахи пыли и влажного холода. Обычно еще пахло дымом и тошнотворным, наваристым жиром, но в эту ночь самодельные печи зажигать запрещалось. Насельники Виллы Боргезе держали временный пост. Справа вниз уходила широкая парадная лестница; напротив нее висели, покривившись на согнутых петлях, большие раскрытые двери, ведущие в бывшую домовую церковь, переделанную когда-то под актовый зал. На месте, где раньше располагался алтарь, громоздился бесформенной грудой всякий мусор, посередине, перед огромными окнами, стояла железная койка с рваным матрасом — место ночного дежурного сейчас пустовало.

Валерия миновала парадную лестницу, когда одна из закрытых дверей со скрипом приотворилась. Замелькал яркий, бело-голубой свет фонаря. Приземистая фигура поспешно устремилась навстречу, переваливаясь на коротких ногах.

— Добро пожаловать, госпожа Альтера, мое почтение, — забормотал женский голос. — Что-то Вы чуть раньше сегодня, я вот даже и встретить у дверей не успела…

В круге света перед Валерией возникла, кланяясь и чуть приседая, невысокая полная женщина в потертых, но чистых обносках — синей юбке до пола и желтой вязаной кофте: Надежда Петровна нарядилась нынче по-праздничному. Жидкие жирные волосы были забраны на макушке в коротенький хвостик, торчащий, как чахлая пальма. Маленькие глазки на круглом, толстощеком лице щурились от непривычного света: фонарь она взяла для Валерии — сама Надежда Петровна за три года изучила всю Виллу Боргезе так, что могла бы пройти ее сверху донизу и из конца в конец не только во тьме, но и вовсе зажмурив глаза. Она растянула в приветливой, жуткой улыбке сухие, с заломами, губы. Зубы за ними были черные, острые, крепкие и напоминали клыки.