Константин Образцов - Молот ведьм

Альтера взглянула на часы.

— Ерунды не говори, Надежда Петровна. Ничего не раньше: сейчас без минуты одиннадцать, ты знаешь, что я всегда прихожу за час до начала.

— Прощенья просим, — с готовностью отозвалась Петровна.

— Да ладно, — отмахнулась Альтера. — Что за новенький на дверях?

— Витя Богомаз, художник, приблудился недели как две, парень хороший, непьющий, — затараторила Надежда Петровна, — вроде как нравится ему здесь, я и подумала, пусть живет в бывшей Нинкиной комнате, у нас ведь, сами знаете, госпожа Альтера, новички если и придут, не задерживаются, а этот вот, надо же, выдержал…

Мало кто из приходивших на Виллу в поисках крова оставался здесь долее суток; иные сходили с ума уже в первую ночь, если раньше не сбегали подальше от гулкого, в костях отдающего страха, который жил и звучал тут, то тише, то громче, подобно угрожающе низкой ноте.

— Добро, — кивнула Альтера. — Все равно под твою ответственность. Пойдем.

Надежда Петровна с готовностью подхватила тяжелую сумку, которую протянула Альтера, и посеменила рядом. Их шаги отдавались в пыльной серой тиши эхом резкого стука каблуков и шепелявого шарканья. Лунный камень окна впереди приближался, как портал в другой мир, в который не хотелось попасть. Со стен испуганно взглядывали и отворачивались правильные лица плакатных врачей и сестер, забытых в этой жуткой клоаке. Во тьме пару раз промелькнули и снова исчезли согбенные тени: руки почти до колен, искривленные ноги. Самые старые жители Виллы Боргезе. Инфернальные троглодиты, сторожа и рабы мрачного, одушевленного дома.

— Где остальные? — на ходу спросила Альтера.

Надежда Петровна принялась перечислять:

— Мужики все у дверей: на парадном входе, на черных, в подвале, везде. Михалыч у себя наверху: язвы опять загноились, не ходит, не знаем, как быть даже с ним. С Михалычем Манька осталась. Внизу Яна Полька, Варвара и Люська Косая, все уже, поди, приготовили. «Пенсионеры» вот только бродят, но что с них возьмешь, блаженные, я уж их не касаюсь…

— А Ефрейтор твой где?

Надежда Петровна замялась.

— Так это…спит он.

Альтера остановилась.

— Вот как? Чего это вдруг? А ну, пойдем, глянем.

Петровна открыла деревянную дверь с облупившейся краской. За ней, в бывшей врачебной приемной, располагалось жилище: два спальных места вдоль стен, покосившийся, с треснувшими стеклами шкаф, стол у окна, на котором стояла большая кастрюля с торчащей в остывшем вязком месиве ложкой, и большой запыленный стакан с поникшей белой гвоздикой.

— Ну надо ведь, даже цветы! — хмыкнула Альтера.

Надежда Петровна хихикнула, прикрывшись ладошкой.

— Ефрейтор вчера притащил. Он у меня романтичный!

Сам романтичный Ефрейтор лохматой, бесформенной тушей лежал на продавленном низком диване и тихо храпел, источая кислую вонь. Валерия покачала головой и уже повернулась, но заметила в ближнем от двери углу большую кучу тряпья. Она посветила фонариком. Блеснули металлические круглые пуговицы на темном коротком пальто. Альтера подошла, брезгливо поддела ворох носком сапога: кроме пальто на полу были свалены добротная теплая куртка, две пары немного испачканных джинсов, свитер, новый пиджак, две рубашки, белье, ботинки и высокие сапоги на шнуровке.

— Это откуда такое?

Глазки Петровны тревожно забегали.

— Это вещи. На распределение. Поделить еще не успела.

— Не юли, — строго сказала Альтера. — Уж точно не на помойке нашли, я же вижу. Приходил кто?

— Вчера ночью, — заторопилась с рассказом Петровна. — Два мужика, одеты прилично, но оба пьяные в дым. Забрались через заднюю дверь, и по лестнице вверх. А мы же на ночь железные листы возле входов кладем завсегда, вот и услышали, как загремело. Баклан на дежурстве был, поднял мужика моего. Что было делать? Ефрейтор с Бакланом их и уговорили. Одежда вон какая хорошая, а еще денег немного, кольцо золотое, два телефона дорогих, да и сами: один, правда, тощий, так, для бульона, зато другой почитай, что под центнер весом. Он Баклану успел голову расшибить, пришлось спать отправить, чтоб оклемался, а Ефрейтор один их всю ночь…того…а потом еще день не спал, вот и притомился маленько.

Альтера покачала головой.

— Ты с этим поосторожней, Петровна. И телефоны тех мужиков не вздумай включать — их искать будут.

— Ой, да мы продали их уже! А искать — так пусть ищут себе на здоровье, уже не найдут, Ефрейтор же не даром ночь не спал, тесаком махал до пота, а днем пошел телефоны сдавать, пока бабы наши плов варили. Мы ж порядок знаем, госпожа Альтера, ученые: кто днем сюда придет, привечаем, проводим, покажем все, ну а ночью…

Надежда Петровна развела руками. Альтера посмотрела на большую кастрюлю с ложкой, поморщилась и вышла из комнаты.

— Ладно, Петровна. Ребенок где?

В дальнем конце коридора, у лунного камня окна, напротив узкой лестницы вниз, была еще одна дверь. Надежда Петровна завозилась с ключом. За дверью открылась каморка без окон; фонари рассеяли тьму, освещая сваленный хлам. Посредине неровно стояла детская коляска с погнутыми рамами, в ней смутно белел запелёнатый сверток.

— Я ему пеленки сменила, — зашептала Надежда Петровна, — и молочной смеси дала, час назад, чтобы уснул, все, как Вы говорили. Тихий малец, хороший. Не то, что прошлый раз был, натерпелись.

Альтера молча смотрела. Ребенок спал, как спят только дети, тем сном, который недоступен взрослым и сами воспоминания о котором улетучиваются под грузом забот и тягот прожитых лет. Валерия не спала спокойно уже больше тридцати лет, и точно знала, что не будет так спать никогда. Она одно время оставляла младенцев на два-три дня у себя, но потом не выдержала. Были вещи, которые даже после тридцати с лишним лет превышали то, что она могла вынести.

— Хорошо, — сказала Альтера и закрыла дверь кладовой.

Если на втором этаже темноту чуть рассеивал свет ночных улиц, то на первом тьма походила на океанские воды, на километровые глубины которых никогда не проникнет луч света. Окна здесь были заколочены наглухо, а коридоры завалены сломанной мебелью, брошенной при переезде или снесенной бродягами вниз за ненадобностью. Никто не пробрался бы через эти громоздкие баррикады не только во мраке, но и при свете белого дня; но сегодня путь был загодя расчищен, завалы разобраны и в сторону входа в подземные ярусы Виллы вела узкая тропка между угрожающе накренившихся, прижавшихся к стенам столов, стульев, носилок и коек.

Теперь ключи достала Альтера. Надежда Петровна послушно ждала позади, поправляя съезжавшую с плеча сумку.

В подвале их встретило дрожащее марево огненного полумрака. Толстые низкие свечи пылали вдоль серых некрашеных стен, на которых дрожали резкие дикие тени. Альтера, чуть пригибаясь, пошла по подвальному коридору. Из-за приоткрытых дверей и решеток несло плесенью и сгнившей водой. Надежда Петровна, пыхтя, ковыляла следом. Они свернули за угол и встали у большой железной двери из двух створок, похожей на крепостные ворота. Коридор уходил дальше, сужался, делался ниже, пока, потерявшись во тьме, не упирался в устье широкой дренажной трубы.