Сара Б. Элфгрен - Огонь

Мину открыла сообщение.

«Надеюсь, подарок тебе нравится, доченька. До связи!»

Это первое сообщение, которое ей когда-либо писала мама, которая всегда считала, что если человеку хочешь что-то сказать, нужно звонить. Это еще одно из многих изменений, произошедших с ней после ее переезда в Стокгольм. Мама коротко подстриглась. Сменила духи. Это мелочи, но они свидетельствуют о том, что у мамы в столице своя жизнь, жизнь без Мину.

Они часто разговаривают по телефону, но приезжала мама всего один раз. А папа стал работать еще больше. Мину иногда кажется, что она одинаково редко видит их обоих.

Конечно, Мину рада мобильнику. Но гора подарков, которую мама с папой вывалили вчера на ее кровать, подозрительно попахивала желанием откупиться.

Мину пошла по лестнице вверх. От дня своего восемнадцатилетия она ждала большего. Да, она стала совершеннолетней. Взрослой в глазах окружающих. Но возможность покупать спиртные напитки не шла ни в какое сравнение с тем, что на ее плечах уже полтора года лежала ответственность за судьбу мира.

Когда Мину вошла в класс, Кевин уже расположился на задней парте. Мину села рядом с Анной-Карин.

— Как прошел день рождения? — спросила Анна-Карин, оторвавшись от учебника по физике.

— Нормально, — ответила Мину. — А что ты делала в выходные?

Анна-Карин указала глазами на книжку, вид у нее стал несчастный.

— Я этого никогда не пойму, — вздохнула она.

Мину кивнула. Она и сама провела в воскресенье немало часов над этой книжкой, пытаясь разобраться со свойствами магнитных полей. Это была одна из причин, почему она не выспалась.

— Давай после школы посмотрим, — предложила Мину. — Может, вместе разберемся.

Похоже, предложение не очень обнадежило Анну-Карин.

— Если даже ты не понимаешь, чего от меня ждать?

— Разберемся.

Прежний опыт совместной учебы у Мину ограничивался групповыми заданиями, во время которых Мину за всех выполняла проект, а остальные сидели и болтали о вечеринках, на которые Мину никто не звал.

Но с Анной-Карин все было иначе. Она и Мину начали вместе готовиться к контрольным прошлой осенью. И оказалось, что Анна-Карин даже усидчивее Мину. Она не сдается, пока не разберется во всем досконально.

— Папа приглашает тебя к нам в субботу вечером, — говорит Мину.

Анна-Карин удивленно смотрит на нее. Звонит звонок на урок.

— С чего это вдруг? — спрашивает Анна-Карин.

Потому что его мучают угрызения совести за то, что он постоянно занят на работе, хочет ответить Мину. Потому что он в кои-то веки хочет выполнить свой отцовский долг. А еще потому, что мама будет дома и он хочет продемонстрировать ей, какой он суперотец.

— А почему бы и нет? — говорит Мину.

— С удовольствием, — поколебавшись, отвечает Анна-Карин.

Она хочет сказать что-то еще, но тут в класс входит Виктор. И идет прямо к их парте. Анна-Карин съеживается, но он даже не смотрит на нее.

— Ты получила мой подарок? — спрашивает он Мину.

— Нет, не получила, — отвечает она. — А если бы и получила, то сразу бы выбросила.

Посылка от Виктора лежала вчера в их почтовом ящике. Красиво завернутое первое издание «Тайной истории» [18] «Тайная история» (The Secret History, 1992) — роман американской писательницы Донны Тартт (Donna Tartt, 1963). . Мину не станет рассказывать Виктору, что уже прочитала полкниги. И совершенно согласна с ним. Читать книгу в оригинале — совсем другое дело.

— Сомневаюсь, что ты бы так сделала, — говорит Виктор и улыбается своей всегдашней самоуверенной улыбкой.

— Садитесь! — скомандовала Ильва, входя в класс с пачкой ксерокопий в руках.

Виктор прошел к пустому месту рядом с Леваном и, как всегда, тщательно начал раскладывать на парте учебники и тетради.

Ильва шмякнула бумаги на учительский стол.

— Извините, но вы сегодня опоздали, — сказал Кевин.

В классе раздались смешки.

На скулах Ильвы заиграли желваки. Было видно, что еще немного, и она взорвется. Мину даже удивлялась, что ей так долго удается держать себя в руках.

— Вам можно опаздывать, а нам нельзя? — не унимался Кевин.

— Да, Кевин, я могу задержаться на пару минут, если копировальный аппарат плохо работает, — ответила Ильва, расправляя спину.

Но когда учительница начала выводить на доске слово «индукция», Мину увидела, что ее рука дрожит.

— Сегодня у нас повторение, — говорит Ильва. — Кто-нибудь может объяснить мне суть индукции?

Как по сигналу, Мину и Анна-Карин одновременно поднимают руку.

Ильва разочарованно оглядывает класс:

— А больше никто не может?

— Я считаю, — говорит Ханна А., — нам нужно обсудить плохой психологический климат в классе и сделать упражнения для его улучшения.

Мину опускает руку и в ужасе ждет продолжения упражнений, которые они в начале года делали на уроке английского. Им велели рассказать, что они думают друг о друге. Очень быстро это упражнение переросло в обмен взаимными оскорблениями на английском языке. Но учитель Патрик как будто ничего не замечал.

— Вы здесь, чтобы учиться… — начала было Ильва, но Ханна А. прервала ее:

— То есть вы лучше будете говорить о какой-то индукции, чем о том, как ваши ученики себя чувствуют?

— А вот другие учителя понимают, что важно, а что — нет, — включилась Ханна Х.

— Меня не интересуют другие учителя, — отрезала Ильва. — Это мой урок.

— Да ладно, расслабьтесь! — засмеялся Кевин. — Мы просто хотим вам помочь.

— Спасибо за заботу, — сквозь зубы проговорила Ильва. — Мину, можешь ответить на мой вопрос?

Изменения, которые произошли в школе благодаря «Позитивному Энгельсфорсу», особенно заметны в столовой. В отдельной комнате по-прежнему едят самые привилегированные ученики. Но теперь большинство из них носят желтые толстовки. Дух «ПЭ» пронизывает школу.

Мину подошла к стойке с салатами и увидела Густава, сидящего за столиком рядом с Рикардом. Желтой толстовки на нем, правда, не было.

По крайней мере, пока.

Как такое могло случиться? Тот Густав, с которым она дружила, тот Густав, которого любила Ребекка, никогда бы не стал делить мир на белое и черное, плохое и хорошее, как это делают фанаты «ПЭ».

Мину кладет на тарелку тертую морковь и капусту. А может, она просто плохо знала Густава? Как узнать, каковы люди на самом деле? Она полгода была влюблена в убийцу, не подозревая об этом.

Я любила Макса и думала, что он любит меня. Я просила его подождать, пока мне исполнится восемнадцать. Теперь мне восемнадцать, и я стою в той столовой, где он пытался всех нас убить. А вдруг, кроме Макса, меня никто никогда не полюбит? Вдруг я представляю интерес только для демонических убийц с извращенными представлениями о жизни?

Все эти мысли пробежали в голове Мину, пока они с Анной-Карин шли к столику, где уже сидели Ванесса и Линнея.