Хелен Уэкер - Голем и джинн

Из своего безопасного стеклянного укрытия Джинн наблюдал за тем, как снаружи меркнет свет и на стены ложатся глубокие тени. Наверное, размышлял он, стоит подождать несколько лишних дней перед путешествием. Он не хотел, чтобы другие видели его шрамы и раны. Никто не должен знать, как близко он подошел к собственной погибели.

На помощь!

Изумленный, Джинн обернулся. Голос доносился откуда-то издалека и едва проникал через стеклянные стены.

Джинн! На помощь! На нас напала банда ифритов, мы ранены — нам нужно убежище!

Не раздумывая, он взлетел к верхушке самой высокой башни и действительно увидел трех несущихся на крыльях ветра джиннов. На таком расстоянии он не мог узнать их, но они явно принадлежали к его роду. Преследователей не было видно, но это неудивительно: ифриты любили передвигаться прямо под поверхностью пустыни, обгоняли свои жертвы, а потом вырастали перед ними буквально из-под земли. Он заметил, что один из джиннов тащит другого на руках, а тот выглядит далеко не лучшим образом.

Спешите сюда, позвал он. Быстро залетайте, и вы в безопасности!

На миг он подосадовал, что они увидят его в таком жалком состоянии, но и сами они, кажется, были не лучше. Возможно, им удастся договориться и сохранить секреты друг друга.

Вход во дворец защищала дверь из толстого стекла, навешенная на серебряных петлях. Открывать или закрывать ее Джинн мог, только находясь в человеческом облике: такой у него в свое время был каприз — воображать себя великим древним правителем людей, возвращающимся к себе домой. Сейчас, отодвигая тяжелый засов и распахивая дверь, он бегло подумал, что, пожалуй, пришло время ее переделать. То, что когда-то казалось забавной фантазией, в присутствии посторонних демонстрировать было неловко.

Теплый ветерок ласково пробежал по его лицу, и тут же мимо него во дворец ворвались три джинна — один из них при ближайшем рассмотрении оказался красивой джиннией, которую двое других бережно поддерживали. Джинн едва заметно улыбнулся: вечер обещал получиться более интересным, чем он надеялся. Он закрыл дверь и задвинул засов.

Похожая на клешню человеческая рука вдруг захлопнула металлический браслет на его запястье.

Ошеломленный, он попытался выдернуть руку, но она точно превратилась в замерзшее пламя. Боль застилала ему глаза. Он отчаянно старался принять иной облик, каким-то образом спастись от этого леденящего железа, но все без толку. Браслет словно приковал его к человеческому облику, не оставив ни малейшей возможности спастись.

Боль поднялась выше, к локтю, плечу, потом охватила все тело. Он упал на колени и поднял подернувшиеся пленкой глаза на джинна, который сотворил с ним такое. Но все три джинна исчезли. Прямо перед ним стоял бедуин, держащий на руках юную девушку. Это была Фадва, связанная, с замотанными грязной тряпкой глазами. Рядом стоял кто-то, кого Джинн сперва принял за ожившую мумию. Через мгновенье он разглядел, что это был уродливый старик в рваной накидке.

Старик торжествующе улыбался, демонстрируя черные обломки зубов.

— Готово! — воскликнул он. — Захвачен, и в человеческом облике! Такого не удавалось никому со времен Сулеймана!

— Теперь он твой раб? — поинтересовался бедуин.

— Нет еще. Для этого мне потребуется твоя помощь.

Мгновенье поколебавшись, бедуин положил связанную девушку на пол. Охваченный ледяной мукой, Джинн мог только смотреть, как Фадва мечется в бреду и что-то бормочет. Бедуин заметил его взгляд.

— Да, смотри! — крикнул он. — Смотри на то, что ты сделал с моей дочерью! Теперь ты заплатишь за это, тварь! Как бы страшно ты ни страдал, знай, что это только твоя вина и что твои мучения ничто по сравнению с ее!

— Хорошо сказано, — сухо одобрил старик. — А теперь иди сюда и помоги мне, пока он не потерял рассудок от боли. Я хочу, чтобы он ясно понимал все, что происходит.

Бедуин осторожно подошел.

— Крепко держи его, чтобы не двигался, — скомандовал старик, и бедуин грубо схватил Джинна за плечи.

Тому хотелось кричать, но из горла не вырывалось ни звука.

— Не шевелись! — прикрикнул бедуин, хватая его сзади за шею.

Старик тем временем прикрыл глаза и что-то бормотал себе под нос, как будто репетируя или готовясь. Потом он опустился на колени и возложил шершавую, пыльную ладонь на лоб Джинна.

Шуршащие звуки, произносимые стариком, казались Джинну бессмысленными, но даже сквозь железную агонию он чувствовал, как сеть сияющих нитей выползает из руки старика и опутывает его собственное, измученное болью тело. Он бессмысленно напрягал кисть в надежде сломать браслет, отчаянно старался сменить облик, а светящиеся нити тем временем образовывали вокруг него клетку. Как глупо! Как бессмысленно! Попался на наживку, как последний из тупоумных гулей! И теперь лишился всего! Всего!

— Я, Вахаб ибн Малик, — прорычал старик, — подчиняю тебя своей власти! Отныне ты будешь служить мне!

И сплетенная из сияющих нитей сеть вдруг погрузилась в тело Джинна, слившись с пламенем, что горело в нем.

От потраченных усилий старик покачнулся и едва не упал. С трудом он выпрямился и с ликованием улыбнулся.

— Готово? — нетерпеливо спросил бедуин. — Теперь ты можешь вылечить ее?

— Еще одно, последнее дело. Заклинание должно быть скреплено. — Колдун печально улыбнулся. — Прими мои глубочайшие сожаления, Абу Юсуф, но на этом наш договор кончается.

В руке у старика откуда-то появился нож, и одним быстрым и мощным движением он вогнал его под ребра Абу Юсуфа. С губ того сорвался ужасный, будто удивленный вздох, а через мгновенье старик выдернул нож, и горячая, пахнущая железом кровь хлынула на землю. Абу Юсуф застыл, и его руки бессильно соскользнули с шеи Джинна.

Старый колдун глубоко вздохнул. Он выглядел бесконечно усталым, и его напоминающая скелет фигура как будто осела, но глаза светились тихим торжеством.

— А вот теперь, — начал он, — давай поговорим. Но сначала…

Старик схватил Джинна за запястье и пробормотал какое-то неразборчивое заклинание над железным браслетом. В одно мгновенье боль утихла, и Джинн, избавленный от страшного паралича, мешком свалился на запятнанный кровью стеклянный пол.

— Можешь отдохнуть минутку, — предложил колдун и отвернулся к лежащей ничком девушке, еще не знающей об убийстве своего отца.

Дрожа от слабости, Джинн с трудом поднялся на ноги и бросился на колдуна.

— Прекрати, — не оборачиваясь, приказал ибн Малик.

И, подчиняясь негромкой команде, Джинн немедленно замер, будто укрощенное животное на конце поводка. У него не было сил бороться с этим; с таким же успехом он мог пытаться остановить восход солнца. Старик что-то шепнул, и браслет опять обжег запястье Джинна ледяной болью.