Карлос Сафон - Марина

Я подумал, что пора бы уносить ноги. Но когда я разворачивался, то зацепил ногой камень, который упал в яму и стукнулся о гроб. В мгновение ока кучер повернулся в мою сторону, сжимая в правой руке револьвер.

Я в панике помчался к выходу, лавируя между памятниками и статуями. Кучер что-то закричал позади, выбираясь из ямы. Я увидел входную калитку и стоявшую за ней карету и на всех парах побежал туда. Шаги кучера приближались. Я понимал, что на открытом месте он схватит меня через несколько секунд, и помнил, что у него есть оружие. Надо было срочно найти убежище, и мой взгляд упал на единственное подходящее место. Я молился, чтобы кучер ни за что не догадался искать меня там: внутри сундука в задней части кареты. Я спрыгнул с платформы и со всех ног помчался к карете.

Не прошло и нескольких секунд, как в кипарисовой аллее раздались шаги кучера.

Я представил себе, что он видел: влажную от дождя тропинку, абсолютно пустую. Шаги замедлились: он обходил вокруг кареты. Я испугался, что мог оставить следы, которые выдали бы мое убежище. Но кучер вернулся к передней части кареты и залез на облучок.

Я замер, услышав ржание лошадей. Ожидание было невыносимым. Наконец я услышал удар хлыста, карета тронулась, и меня отбросило к стенке сундука. Мы ехали.

Все мышцы скоро затекли от холода. Я попытался приподнять крышку сундука, чтобы смотреть, куда мы ехали, но сохранять такое положение тела в условиях движения было невозможно.

Мы проехали Саррью. Я прикинул, возможно ли при необходимости сломать крышку и выпрыгнуть на ходу. Не лучшая идея. Запасы героизма на сегодня были исчерпаны, к тому же меня снедало желание узнать, куда мы все-таки ехали, так что я решил плыть по течению. Я постарался отдохнуть в сундуке как мог: силы надо было экономить.

Дорога казалась мне бесконечной. Роль чемодана, которую я играл, давалась мне не очень-то легко, и по моим ощущениям мы проехали уже несколько десятков километров. Все мышцы под промокшей одеждой ужасно ныли.

Мы оставили позади широкие людные улицы, и теперь ехали по пустынным районам. Я приподнялся и приоткрыл крышку сундука, чтобы понять, где мы, и увидел улочки, темные и узкие, словно расщелины в скалах, и подернутые дымкой готические фасады и фонари. В растерянности я снова улегся. Мы находились в старом городе, где-то в квартале Раваль.

Вонь протекшей канализации напоминала болото. Мы углублялись в сердце туманной Барселоны почти полчаса, потом остановились. Я услышал, как кучер слез с облучка.

Захлопнулась дверца кареты, и мы медленно проехали еще немного. Судя по запаху, мы находились в старой конюшне. Дверца снова захлопнулась.

Я затаил дыхание. Кучер распряг лошадей и сказал им что-то шепотом, я не понял, что именно. Когда я приоткрыл крышку сундука, темноту прорезал луч света, были слышны шаги по соломе и звук льющейся воды.

Наконец, свет погас, а шаги затихли вдалеке. Я подождал пару минут, пока не стало слышно только дыхание лошадей, и выскользнул из сундука. В конюшне царил голубоватый полумрак. Я тихонько двинулся к боковой двери и попал в гараж с высоким потолком и деревянными балками. В глубине помещения виднелись контуры запасного выхода, который, как оказалось, открывался только изнутри. Я вышел на улицу и оказался в темном переулке Раваля, таком узком, что можно было одновременно дотронуться до обеих стен руками. Посреди вымощенной булыжником улочки бежал зловонный ручей. В десяти метрах виднелся угол, к которому я и направился. В тусклом свете древних фонарей, которым было, наверное, больше сотни лет, блестела улица пошире.

Со стороны улицы я увидел вход в конюшню, располагавшуюся в сером убогом здании. Над дверью была выгравирована дата постройки — 1888 год. Я также заметил, что конюшня была пристройкой к огромному зданию, занимавшему целый квартал. Размерами оно походило на дворец и было со всех сторон покрыто грязным брезентом и строительными лесами, которые полностью его скрывали.

Под ними мог располагаться собор, но я так и не смог догадаться, какой именно. На ум не приходило ни одного подобного здания, которое могло бы располагаться в этой части Раваля.

Я подошел к нему и попытался заглянуть за скрывавшие здание деревянные панели.

В густой тени я различил большую маркизу в модернистском стиле, колонны и ряд окон с решетками, украшенными замысловатым узором. Билетные кассы. Арки у входа напоминали сказочный замок. Повсюду был строительный мусор, и от здания веяло влажностью и запустением.

Теперь я знал, что это было за место. Большой королевский театр, грандиозное сооружение, которое Михаил Кольвеник заказал для своей супруги Евы, и в котором так и не состоялось ни одной премьеры. Теперь театр представлял собой полуразрушенные катакомбы, сочетая в себе элементы пародии на Парижскую оперу и Храма Святого Семейства накануне сноса.

Я вернулся к смежному зданию, в котором была конюшня. Вход в подъезд казался черной дырой. Деревянная дверь была низкой и массивной, словно вход в монастырь. Или в тюрьму. Она была открыта, я вошел и увидел окно, которое поднималось до галереи из битого стекла. Наверху была паутина бельевых веревок, на которых болтались лохмотья, развеваемые ветром. Там пахло запустением, отбросами и болезнью.

По стенам текли струи грязной воды из лопнувших труб, а под ногами было болото. Я увидел впереди ряд ржавых почтовых ящиков и подошел к ним. Почти все были пустыми, сломанными и без подписи. Только одним, казалось, все еще пользовались. Под слоем грязи я различил имя.

Луис Кларет, Мила, 3°

Имя показалось мне знакомым, но я не мог вспомнить, откуда. Интересно, так ли звали кучера. Я все повторял про себя это имя, пытаясь вспомнить, где же я его слышал. Вскоре мне это удалось: инспектор Флориан говорил нам, что в последние годы жизни Кольвеника только два человека общались с ним и его супругой — Шелли, его личный врач, и шофер, который не бросил своего хозяина, Луис Кларет. Я нащупал у себя в кармане бумажку с телефоном, который Флориан дал нам для связи, и тут на лестнице раздались голоса. Я убежал.

Оказавшись на улице, я забежал за угол переулка. Вскоре следом за мной вышла фигура и зашагала по улице под дождем. Снова кучер. Кларет. Я подождал, пока он отойдет подальше и стал его преследовать.

Преследуя Кларета, я стал тенью среди теней. Воздух этих кварталов был прямо-таки пропитан бедностью и убожеством. Кларет широкими шагами шел по улицам, на которых я никогда не бывал. Я понятия не имел, где мы, пока Кларет не свернул на углу на улицу Конде-дель-Асальто. Подойдя к Рамблас, он свернул налево, по направлению к Плаза-Каталунья.