Карлос Сафон - Марина

— Ева! — закричал я, наконец увидев ее.

Она не обратила на меня внимания и пошла дальше. Я догнал ее на главной лестнице, сделанной из мрамора. Я схватил ее за руку и сильно дернул на себя. Она попыталась высвободить руку.

— У него Марина. Если ему не отдать сыворотку, он ее убьет.

— Твоя подруга уже мертва. Беги, пока можешь.

— Нет!

Женщина посмотрела по сторонам. По лестнице спускались клубы дыма. Времени почти не было.

— Я не уйду без нее…

— Ты не понимаешь, — ответила она. — Если дать ему флакон, он убьет вас обоих и никто его не остановит.

— Да не хочет он никого убивать. Он хочет только жить.

— Ты так ничего и не понял, Оскар, — сказала Ева. — Я не могу ничего сделать. Все в руках божьих.

С этими словами она развернулась и пошла прочь.

— Никто не может делать за бога его работу. Даже вы, — сказал я, припомнив ей ее же слова.

Она остановилась. Я поднял револьвер, прицелился и взвел курок. Этот звук заставил ее обернуться.

— Я лишь пытаюсь спасти душу Михаила, — сказала она.

— Не знаю, как насчет Михаила, но свою душу вы спасти еще можете.

Женщина молча смотрела на меня, глядя на револьвер в моих дрожащих руках.

— И что — ты можешь хладнокровно выстрелить в меня? — спросила она.

Я не ответил — не знал, что сказать. Я не мог думать ни о чем, кроме Марины, угодившей в лапы Кольвеника. И того, что через несколько минут пламя окончательно охватит Королевский театр, распахнув здесь врата ада.

— Должно быть, твоя подруга очень важна для тебя.

Я кивнул, и мне показалось, что эта женщина улыбнулась самой печальной улыбкой в своей жизни.

— Она об этом знает? — спросила Ева.

— Не знаю, — ответил я, не раздумывая.

Она медленно кивнула и достала изумрудный флакон.

— Мы с тобой похожи, Оскар: одиноки и обречены на безнадежную любовь…

Она протянула мне сыворотку, и я опустил оружие. Положив револьвер на землю, я взял флакон и стал всматриваться в его содержимое. Тут я почувствовал какое-то движение над головой. Я хотел было поблагодарить Еву, но ее уже не было. Как и револьвера.

Когда я добрался до верхнего яруса, подо мной пылало все здание. Я побежал к концу галереи, чтобы выйти к механизму для смены декораций. Вдруг дверь напротив меня распахнулась, пропустив в помещение огонь. Я был в ловушке и видел лишь один выход — окна, смотревшие на улицу. Подойдя к ним, я сквозь дым различил по другую сторону узкий карниз. Пламя постепенно подбиралось ко мне. Стекла разлетелись на осколки, словно под ударом невидимой руки.

Одежда на мне стала дымиться, и я кожей чувствовал жар пламени. Воздуха почти не было.

Я спрыгнул на карниз. Холодный ночной воздух наполнил легкие, и далеко внизу я увидел улицы Барселоны. От этого зрелища у меня перехватило дыханье. Пламя охватило все здание Большого королевского театра. Строительные леса вдоль здания на глазах превращались в пепел. Старинный фасад напоминал объятый пламенем барочный дворец посреди Раваля. Сирены пожарных завывали, словно раскаиваясь в своей беспомощности. Рядом с металлической верхушкой крыши я увидел Кольвеника, который держал Марину.

— Марина! — закричал я.

Я сделал шаг вперед и инстинктивно схватился за металлическую перекладину, чтобы не упасть. Она была раскаленной. Я взвыл от боли и отдернул руку. Ладонь почернела и задымилась. В этот момент здание задрожало как от удара. Я понял, то сейчас будет. С оглушительным шумом театр рушился, оставляя после себя только голый металлический каркас. Железная паутина, сплетенная над геенной огненной. А посередине — Михаил Кольвеник.

Я видел лицо Марины. Она была еще жива.

Спасти ее могло только одно.

Я взял флакон и поднял его так, чтобы Кольвенику было видно. Он отошел от Марины и придвинул ее к пылающей пропасти. Она закричала. Кольвеник сделал размашистый жест лапой, приглашая меня к действию.

Послание было понятно. Передо мной вместо моста был узкий карниз. Я пошел в их сторону.

— Оскар, нет! — умоляла Марина.

Я не отрывал взгляда от узкой полоски металла и шел вперед. Подошва ботинок все больше накалялась, грозя отвалиться. Вокруг меня бушевал удушливый ветер. Шаг за шагом, не поднимая глаз, словно эквилибрист. Я посмотрел вперед и увидел испуганную Марину. Она была одна! Как только я подошел обнять ее, сзади возник Кольвеник. Он схватил ее и поднял над пропастью. Я извлек флакон и сделал то же самое давая понять, что, если он не освободит Марину, я выкину сыворотку в огонь. Я вспомнил слова Евы: «Он убьет вас обоих…». Я открыл пузырек и выплесну часть жидкости. Кольвеник отшвырнул Марину к бронзовой статуе и бросился ко мне. Я прыгнул в сторону, чтобы уклониться, и пузырек выскользнул у меня из пальцев.

Выплеснувшись на раскаленный металл, сыворотка с шипением испарилась. Кольвеник схватил пузырек, когда в нем оставалось всего несколько капель. Он сжал флакон в кулаке и раздавил его металлическими пальцами. По его руке потекла изумрудная жидкость. В отблесках пламени его лицо казалось маской, изображавшей бесконечную ярость и ненависть.

Он стал приближаться к нам. Марина схватила меня за руки и сильно их сжала. Она закрыла глаза, и я последовал ее примеру. Я почувствовал трупный запах в нескольких сантиметрах от себя и приготовился к худшему.

Тут раздался первый выстрел. Я открыл глаза и увидел силуэт Евы Ириновой, которая шла по карнизу как я. Перед собой она выставила револьвер. На груди Кольвеника появилось черное пятно крови. Второй выстрел, с более близкого расстояния, оставил его без руки. Третья пуля угодила в плечо. Кольвеник, шатаясь, повернулся к Евы. Дама в черном медленно приближалась. Ее оружие было беспощадно.

Кольвеник застонал. Четвертая пуля попала ему в живот, оставив там дыру. Пятая и последняя угодила между глаз. Кольвеник упал на колени. Ева Иринова уронила пистолет и побежала к нему.

Она склонилась возле мужа, перевернула его и стала качать на руках. Они смотрели друг на друга, и я видел, что она ласково гладила это чудовищное лицо.

И плакала.

— Уводи отсюда свою подругу, — сказала она, не глядя на меня.

Я послушался и повел Марину по карнизу. Оттуда мы могли дойти до крыши пристройки, которая пока не горела.

Мы в последний раз обернулись. Дама в черном обнимала Кольвеника. Их силуэты можно было различить среди языков пламени, пока огонь не поглотил их полностью. Мне показалось, что ветер подхватил их пепел и взял на последнюю предрассветную прогулку по Барселоне.

На следующий день газеты трубили о самом большом пожаре в истории города, рассказывали, как появился Большой королевский театр, исчезновение которого стирало последние следы старой Барселоны. Слой пепла, падавшего с неба до самых сумерек, накрыл воды городского порта. На фотографиях, сделанных с горы Монтжуик, был дантовский погребальный костер огромных размеров. Трагедия предстала перед горожанами в новом свете, когда полиция выяснила, что в здании театра жили бездомные люди, чьи останки были найдены после пожара. Не было никаких догадок относительно того, чьи именно тела были найдены на крыше здания. Правда осталась в секрете, как и предсказывала Ева Иринова.