Стивен Кинг - Тот, кто хочет выжить (сборник)

Бабуля была на месте. Рука свисает, рот открыт. Джордж разглядывал ее, уголком сознания отметив, что на лбу у него выступили крохотные капельки пота. Смотрел и пытался сообразить, не возьмет ли он на себя слишком большую ответственность, если поднимет сейчас холодную руку бабули и вернет туда, на постель, где лежит все остальное. И наконец решил, что да, пожалуй. Пожалуй, все же не стоит. Это будет слишком. Дотронуться до нее он все равно не сможет. Что угодно, только не это!

Медленно, словно плывя в некой густой жидкости, наполнившей вместо воздуха комнату, Джордж приблизился к бабуле. Стоял над ней и смотрел. Бабуля была совсем желтая. Частично из-за света, падающего с потолка, но не только из-за него…

Громко, со свистом втягивая воздух, Джордж ухватился за край покрывала и натянул его бабуле на лицо. Затем отпустил, и покрывало немного сползло, обнажив то место, откуда на желтоватом морщинистом лбу начинали расти волосы. Собравшись с духом, он снова схватился за покрывало, стараясь держать при этом руки как можно дальше от головы бабули, чтоб ненароком не прикоснуться к ней, пусть даже через ткань, и снова натянул покрывало. На этот раз оно осталось на месте. Слава Богу… Страх немного отпустил Джорджа. Он практически похоронил ее. Да, именно похоронил. Потому что мертвецов всегда полагается прикрывать, а это все равно что хоронить. И поступил он правильно. Как положено.

Затем он посмотрел вниз, на свисающую с кровати и непохороненную руку, и с удивлением понял, что теперь вполне способен дотронуться до нее. Поднять, сунуть под покрывало и похоронить со всем остальным, что осталось от бабули.

Он наклонился, схватил холодную руку и приподнял ее.

Рука дернулась и крепко впилась ему в запястье.

Джордж взвизгнул. И отпрянул, сотрясая дом страшными криками – звуки его голоса сливались с воем ветра, треском и поскрипыванием старого дома. Он отпрянул, тело бабули съехало набок, рука снова свалилась, задергалась, изогнулась, стала цепляться за воздух и… наконец снова безжизненно повисла.

Все в порядке. Ничего страшного. Это был всего лишь рефлекс.

Джордж кивнул, словно в подтверждение правоты своих слов. Затем вспомнил, как изогнулась рука бабули, как вцепилась в его запястье, и снова вскрикнул. Глаза его вылезали из орбит. Волосы встали дыбом от страха. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот разорвет грудную клетку.

Мир перекосился, качнулся, завертелся, словно безумный, потом снова вернулся в исходное положение. Снова качнулся… Крен происходил всякий раз, как только он пытался мыслить логически. И им овладевал панический, до мелкой дрожи, ужас. Он заметался, желая лишь одного: выбраться из этой комнаты, бежать куда глаза глядят – в другую комнату, вон из дома и дальше три-четыре мили по дороге, туда, где можно будет наконец успокоиться, взять себя в руки. Но в те секунды он метался, точно слепой и обезумевший, и врезался в стену – промахнулся мимо двери фута на два, не меньше.

Он ударился и отлетел на пол. Голова гудела от сильной резкой боли. Такой сильной, что она отчасти даже перекрывала страх. Дотронулся до носа и поднес ладонь к глазам. Ладонь была красной от крови. Капли крови виднелись и на зеленой рубашке. Он вскочил на ноги, дико озираясь по сторонам.

Рука свисала и почти касалась пола, как тогда, в самом начале. Но тело бабули выпрямилось и лежало теперь уже не косо, а аккуратно и ровно посередине кровати. Как тогда, в самом начале…

Наверное, все это ему просто померещилось. Просто он вошел в комнату, а остальное, то, что случилось дальше, – не более чем игра воображения.

Нет.

Боль немного отрезвила его. Мертвецы не станут хватать тебя за руку. Мертвец – он и есть мертвец. Когда человек стал мертвецом, на него хоть шляпы вешай, как на вешалку, хоть под гусеницы трактора кидай и т. д. и т. п., ему, мертвецу, все равно. Когда ты мертвец, живые могут делать с тобой все, что только заблагорассудится (к примеру, маленькие мальчики могут попробовать вернуть на кровать мертвую свисающую руку), но для них самих… время действовать, можно считать, закончилось.

В том случае, конечно, если ты не ведьма. Если ты не выбрала время умереть, когда в доме никого, ни души, кроме ребенка. Потому как в этом, последнем, случае это самый удобный момент для того… для того, чтобы…

Чтобы что?

Да ничего! Все это глупости! Ему померещилось, просто потому, что он был напуган. Да, именно, напуган, этим все и объясняется. Он вытер нос рукавом и поморщился от боли. На руке, возле запястья, осталось смазанное пятно крови.

Нет, просто не надо к ней больше подходить, вот и все. Приснилось это или было реальностью, но с бабулей он больше не связывается, все! Приступ истерической паники прошел, но Джордж все еще был напуган, сильно напуган, почти до слез, до дрожи, особенно при виде собственной крови. И страстно хотел лишь одного – чтоб мама скорее вернулась и занялась всем сама.

Джордж, пятясь, вышел из комнаты на кухню. Постоял, глубоко и медленно дыша. Надо бы намочить какую-нибудь тряпку холодной водой и приложить к носу. При мысли об этом его затошнило. Он подошел к раковине и пустил холодную воду. Наклонился, пошарил в ведре под раковиной и достал какую-то тряпицу – кусок использованной бабулиной прокладки. Сунул ее под струю, слизывая с губы кровь. Стоял и держал прокладку под холодной водой до тех пор, пока пальцы не начали неметь, затем завернул кран.

И уже поднес было тряпицу к носу, как вдруг из соседней комнаты послышался голос:

– Иди сюда, мальчик. – Голос бабули, мертвенный, глуховатый. – Иди сюда… бабуля хочет тебя обнять.

Джордж хотел закричать, но не получилось. Изо рта не выходило ни звука. Зато из той, другой комнаты доносились звуки. Те самые звуки, которые он слышал, когда мать заходила к бабуле, умывала ее, переворачивала ее грузное тело, опускала, снова переворачивала.

Только теперь звуки эти имели несколько иной оттенок, вернее – совершенно другой подспудный смысл. Похоже, бабуля пыталась… встать с постели.

– Мальчик! Иди сюда, мальчик! Сейчас! СЕЙЧАС ЖЕ! А ну, сюда!..

И тут Джордж с ужасом обнаружил, что ноги его сами повинуются этой команде. Он приказал им остановиться, но они продолжали шагать: левая, правая, затем снова левая, топ-топ по покрытому линолеумом полу… Словно обезумевший от страха мозг стал пленником тела, сидел в нем, покорный и беспомощный, замкнутый в башне.

Нет, все же она ведьма. Самая настоящая ведьма, и как раз сейчас у нее один из тех «приступов»… О да, да, именно «приступов», и это плохо, очень плохо. Это просто УЖАСНО!.. О Господи Иисусе, Боже мой, помоги же мне, помоги…

Джордж прошел через кухню, коридорчик, дверь и вошел в комнату.