Энн Райс - Вампир Арман

Великие замки и залы закрыты для нас, ибо мы ни при каких обстоятельствах не смеем вмешиваться в судьбу, уготованной Господом нашим для тех, кто создан по его образу и подобию, иначе, чем вмешиваются в нее паразиты, или пылающий огонь, или Черная Смерть. Мы – проклятье тени. Мы вечны. А завершив во имя Господа свои труды, мы сходимся вместе, избегая удобств, богатства и роскоши, в подземельях, благословенных нами для сна, и лишь при свете огня и свечей мы собираемся, чтобы читать молитвы, петь песни и танцевать, да, танцевать вокруг костра, тем самым укрепляя волю, тем самым разделяя свою силу с нашими братьями и сестрами.

Шесть долгих месяцев прошло за изучением этих уроков. В это время я совершал вместе с остальными вылазки в римские переулки, где охотился и объедался теми, от кого отвернулась судьба, кто так легко попадал в мои руки.

Я не искал больше в их мыслях преступления, оправдывающего мою хищную трапезу. Я больше не тренировался в утонченном искусстве убивать, не причиняя жертве боли, я больше не заслонял несчастных смертных от жуткого вида моего лица, моих отчаянных рук, моих клыков.

Однажды ночью я проснулся и обнаружил, что меня окружили мои братья. Седовласая женщина помогла мне подняться из свинцового гроба и сообщила, что я должен пойти за ними.

Мы поднялись на землю, к звездам. Там горел высокий костер, как в ночь гибели моих смертных братьев.

Прохладный воздух благоухал весенними цветами. Я слышал, как поют соловьи. Вдали шептался и бормотал огромный, кишащий людьми Рим. Я обратил взгляд к городу. Я увидел семь холмов, покрытых неяркими дрожащими огоньками. Наверху я увидел подкрашенные золотом тучи, нависшие над рассеянными по холмам прекрасными маячками, словно небесная тьма готовилась вот-вот разродиться младенцем.

Я увидел, что вокруг костра образовалось плотный круг. Дети Тьмы стояли в глубину по двое, по трое. Сантино, облаченный в новую, дорогую мантию из черного бархата – ужасное нарушение наших строгих правил богослужения, вышел вперед и расцеловал меня в обе щеки.

– Мы отсылаем тебя далеко, на север Европы, – сказал он, – в город Париж, где глава Собрания ушел, как рано или поздно бывает со всеми нами, в огонь. Его дети ожидают тебя. Они наслышаны о тебе, о твоей доброте, о твоем благочестии, о твоей красоте. Ты станешь их главой, их святым.

Мои братья по очереди подошли поцеловать меня. Мои сестры, их было меньше, тоже запечатлели на моих щеках поцелуи.

Я молчал. Я тихо стоял и слушал песни птиц в соседних соснах, то и дело буравя взглядом снижающиеся небеса и думал, пойдет ли дождь, ароматный дождь, такой чистый и ясный, единственная дозволенная мне очищающая вода, сладкий римский дождь, ласковый и теплый.

– Принимаешь ли ты торжественный обет возглавлять Собрание согласно Темным Обычаям, согласно воле Сатаны и воле его Творца и Господа?

– Принимаю.

– Клянешься ли ты подчиняться любым приказам, поступившим из Римского Собрания?

– Клянусь.

Слова, слова, слова.

В огонь подбросили дров. Зазвучал барабанный бой. Торжественный тон.

Я заплакал.

Я почувствовал прикосновение мягких рук Алессандры, мягкую массу ее седых волос на моей шее.

– Я пойду с тобой на север, дитя мое, – сказала она.

Меня переполняла благодарность. Я обхватил ее обеими руками, почувствовал, как ко мне прижалось ее холодное жесткое тело, и затрясся от рыданий.

– Да, мой дорогой, мой маленький, – говорила она. – Я останусь с тобой. Я стара, я останусь с тобой, пока не придет мой срок предстать перед судом Господа, как подобает каждому из нас.

– Так возрадуемся и станцуем! – воскликнул Сантино. – Сатана и Христос, братья в доме Господа, вверяем вам эту очистившуюся душу! – Он воздел руки.

Алессандра отошла от меня, ее глаза блестели от слез. Я не мог думать ни о чем, кроме благодарности за том, что она будет со мной, что мне не придется совершать одному это жуткое, ужасное путешествие. Со мной, Алессандра, со мной. О раб Сатаны и создавшего его Бога!

Она встала рядом с Сантино, такая же высокая, величественная, и тоже подняла руки, качая волосами из стороны в сторону.

– Да начнется танец! – крикнула она.

Загремели барабаны, взвыли трубы, в моих ушах зазвенели бубны.

Огромное плотное кольцо вампиров испустило долгий глухой крик, и, взявшись за руки, они пустились в пляс.

Меня затянули в цепочку, образовавшуюся вокруг бушующего пламени. Меня бросало справа налево в такт вертящимся по сторонам фигурам, потом я вырвался и, кружась, подпрыгнул высоко в воздух.

При повороте, в прыжке, ветер коснулся моей шеи. Я с предельной точностью поймал с обеих сторон от себя руки, мы качнулись направо, потом – опять налево.

Безмолвные тучи над головой сгущались, скручивались, плыли по темнеющему небу. Начался дождь, его тихий раскат затерялся среди криков обезумевших танцоров, треска костра и грохота барабанов.

Но я его услышал. Я повернулся, прыгнул повыше и добрался до него, до серебристого дождя, хлынувшего на меня, как благословение темных небес, как крещение святой водой проклятых.

Музыка нарастала. Все поглотил варварский ритм, организованная цепочка танцоров была забыта. Под дождем, при неиссякаемых сполохах гигантского огня вампиры раскидывали руки, выли, извивались, сокращали мышцы рук и ног, топали, согнув спины, грохотали подошвами по земле, открывали рты, вращали бедрами, вертелись и прыгали, и хриплыми гортанными голосами затянули громогласный гимн, Dies irae, dies illa. О да, да, день беды, день огня!

Потом, когда дождь полил темной, ровной стеной, когда от костра остались только черные развалины, когда все давно уже отправились на охоту, когда по мрачной поляне после шабаша осталось кружиться всего несколько фигур, распевая молитвы в мучительном исступлении, я тихо лежал, уткнувшись лицом в землю, и дождь смывал с меня грязь.

Мне казалось, что рядом стоят монахи из старого киевского монастыря. Они подсмеивались надо мной, но по-доброму. Они говорили:

– Андрей, с чего ты взял, что сможешь сбежать? Разве ты не знал, что тебя призвал Бог?

– Уходите от меня, вас здесь нет, а меня вообще нет; я заблудился в темных пустынях бесконечной зимы.

Я старался представить себе его, его святой лик. Но рядом была только Алессандра, она пришла помочь мне подняться на ноги. Алессандра, пообещавшая рассказать мне о темных временах, задолго до создания Сантино, когда ей передали Темный Дар в лесах Франции, куда мы отправимся вместе.

– О Господи, Господи, услышь мои молитвы, – прошептал я. Если бы я мог только увидеть его лицо.

Но такие вещи нам запрещались. Ни при каких обстоятельствах не сметь смотреть на его изображения! До конца света нам суждено трудиться без этого утешения. Ад есть отсутствие Бога.