Энн Райс - Пандора

«Мне ни слова никто не сказал. Что за отвратительная скрытность! – Я закрыла лицо руками. Накидка упала, и он вновь укутал ею мои плечи, хотя я едва обратила на это внимание. – Я так молилась, что Тиберий позволит Овидию вернуться в Рим! – Я сказала себе, что у меня нет времени задерживаться. – Овидий… Сейчас нет времени его оплакивать…»

«Его книги здесь, без сомнения, в изобилии, – заметил Флавий. – В Афинах их найти очень легко».

«Хорошо, может быть, у тебя будет время их поискать. Ладно, я ухожу; шпильки, развалившиеся косы, упавшая накидка – мне все равно. И не беспокойся так. Когда будешь уходить из дома, запри девушек и золото».

Когда я обернулась, он уже грациозно пробирался через толпу к девушкам. На мускулистой спине приятно играло солнце. У него были вьющиеся коричневые волосы, почти как у меня. Он остановился на минуту, когда его атаковал продавец дешевых туник, плащей и всякой всячины; его товары больше походили на краденое добро, раскрашенное красками, которые потекут при первом же дожде, – но кто знает? Он поспешно приобрел тунику и натянул ее через голову, купил красный пояс и обернул его вокруг талии.

Какое превращение. Туника не доходила ему до колен. Должно быть, он испытал большое облегчение, надев чистую одежду. Нужно было подумать об этом до ухода. Вот дура!

Я им восхищалась. В одежде или без таковой, нельзя сохранять такую красоту и достоинство, если тебя не любили. Он носил на себе одеяния любви, и любовь вдохновляла мастера, столь искусно сделавшего ногу из слоновой кости.

Наша краткая встреча навеки связала нас прочными оковами.

Он поздоровался с девушками и, обняв обеих, вывел их из толпы.

Я отправилась прямиком в храм Изиды и таким образом, сама того не зная, сделала первый твердый шаг к ворованному бессмертию, бесславной, незаслуженной противоестественности, к бесконечному и совершенно бесполезному существованию.

Как только я вошла на территорию храма, меня приняли и радостно приветствовали несколько богатых римлянок. Все они были надлежащим образом накрашены – белые руки и лица, хорошо подведенные брови, аккуратно наложенная помада – все те мелочи, которые я сегодня утром смешала в кашу.

Я объяснила, что у меня есть средства, но я живу одна. Они согласились помочь мне всем, чем смогут. Услышав, что я получила посвящение в Риме, они прониклись благоговейным восторгом.

«Благодарение Матери Изиде, вас не нашли и не казнили!» – воскликнула одна из них.

«Входите, поговорите со жрицей», – сказали они. Большинство из них еще не прошли тайную церемонию и ждали, когда богиня призовет их к этому кульминационному событию.

Там стояли и другие женщины, египтянки или, может быть, жительницы Вавилона, можно было только догадываться. Шелка и драгоценности были в порядке вещей. На одних – накидки с золотой оторочкой, на других – простые платья.

Но мне показалось, что все они говорят по-гречески. Я не могла заставить себя войти в храм. Я подняла глаза и мысленно увидела наших распятых римских жрецов.

«Благодарение богам, вас не опознали», – сказала одна женщина.

«Очень многие бежали в Александрию», – добавила другая.

«Я не высказывала протеста», – мрачно пояснила я. В ответ – хор сочувственных голосов.

«А как вы могли – при Тиберии? Поверьте, все, кому удалось, сбежали».

«Не поддавайтесь горю», – сказала молодая голубоглазая гречанка, очень хорошо одетая.

«Я отошла от культа», – сообщила я. Новый успокаивающий хор тихих голосов.

«Входите же, – сказала еще одна женщина, – и попросите позволения помолиться в самом святилище нашей Матери. Вы – посвященная. Мы в основном – нет».

Я кивнула и, поднявшись по ступенькам храма, вошла внутрь.

У дверей я остановилась, чтобы стряхнуть с накидки все мирское, всю суетность, о которой шла речь выше. Я обратила свои мысли к богине и отчаянно хотела в нее поверить, ненавидя свое лицемерие, – ведь я использовала и храм, и культ, но прежде не придавала им особенного значения. Мое отчаяние за последние три ночи проникло слишком глубоко.

Внутри меня ожидало настоящее потрясение.

Этот храм был намного древнее, чем наш храм в Риме; стены покрывали египетские рисунки. У меня по спине побежали мурашки. Колонны в египетском стиле, не с выемками, но гладкие, круглые, выкрашенные в ярко-оранжевый цвет, поднимались к большим листам лотоса на капителях. Повсюду пахло ладаном, из святилища доносилась музыка. Я слышала высокие ноты лиры, слышала, как перебирают металлические струны систра, слышала песнопения.

Но здесь все было до такой степени проникнуто духом Египта, что я почувствовала себя в крепких объятиях кровавых снов. И едва не упала в обморок.

Мне вспомнились сны – глубокое парализующее чувство пребывания в каком-то тайном египетском святилище, ощущение того, что душу поглотило чужое тело!

Ко мне подошла жрица. Новое потрясение. В Риме они носили римские платья и небольшие экзотические покрывала на голове, нечто вроде небольшого капюшона, доходившего до плеч.

Но эта женщина была одета в египетские наряды из плиссированного льна, согласно старому стилю, на ней также было великолепное египетское покрывало и парик – густая масса длинных черных жестких кос, падавших на плечи. Насколько я могла судить, она выглядела, наверное, так же экстравагантно, как Клеопатра.

Я всего лишь слышала рассказы о любви Юлия Цезаря к Клеопатре, а потом – о романе египетской царицы с Марком Антонием и ее смерти. Все это произошло до моего рождения. Но я знала, что знаменитый въезд Клеопатры в Рим очень задел чувство морали старых римлян. Я всегда знала, что старые римские семьи боятся египетской магии. В ходе описанной мной недавней римской карательной бойни много кричали о патентах и похоти, но за этим стоял невысказанный страх перед тайной и силой, скрывавшимися за дверью храма.

А теперь, глядя на эту жрицу и ее подведенные глаза, я в душе испытала тот же страх. Я узнала его. Конечно, казалось, что эта женщина вышла прямо из моих снов, но не это меня потрясло – в конце концов, что такое сны? Это египтянка – совершенно чужая и непроницаемая.

Моя Изида была греко-римской. Даже ее статую в римском святилище облачали в великолепное греческое платье со складками, а волосы мягко причесывали в старом греческом стиле, с волнами вокруг лица. В руках она держала систр и урну. Романизированная богиня.

Возможно, то же самое произошло в Риме и с богиней Кибелой. Рим проглатывал явления и делал их римскими.

Всего через несколько веков, хотя тогда я об этом не думала – да и как я могла? – Рим проглотит и отточит последователей Иисуса из Назарета и создаст из его христиан Римско-католическую церковь.