Джон Адамс - Нежить

Мне было очевидно, что из-за болезни Мальтузиан повредился в уме. Я сделал серьезное лицо и со смешанными чувствами интереса и горечи сделал вид, что внимательно слежу за его рассуждениями.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — спросил я.

— Зачем? Да-да, зачем? — повторил он, и на глаза его набежали слезы, что поразило меня даже больше, чем рассказ. — Зомби оказался полезным. Только, пожалуйста, не спрашивайте, чем именно, — скажем так, его деятельность привела к снижению выступлений против демократии. Но затем, когда «холодная война» закончилась, наш проект закрыли. Нам приказали уничтожить зомби и сжечь лабораторию и вручили крупные суммы наличными, чтобы мы могли возобновить нормальную жизнь, пригрозив, что, стоит нам лишь намекнуть о «Карусельке» кому угодно, нас убьют.

— Уничтожить зомби? — спросил я.

Старик кивнул.

— Но меня замучила совесть. Во мне заговорил мой собственный бог. Ведь этого человека, которого мы создали и набили моими командами, — этого человека похитили. Простого среднего гражданина, у которого были жена и маленький ребенок, среди бела дня увезли прямо с улицы в длинном черном автомобиле. Его близкие так и не узнали, что с ним стало. А ведь и я, согласившись работать на «Карусельку», подписал договор, по которому был обязан больше никогда не видеться с родными. Я исчез уже после того, как родители и сестра переехали в эту страну. И прекрасно знал, что, стоит мне подать им хоть какую-то весточку, они погибнут. Все эти годы я невыносимо тосковал по ним, особенно по сестре, с которой нас очень сблизило ужасное прошлое на родине. Поэтому уничтожить зомби я не мог.

— Это было бы убийство, — сказал я и тут же пожалел о сказанном.

— Это в любом случае было бы убийство, — поморщился Мальтузиан. — Либо я убил бы зомби, либо нас всех убили бы вместе с зомби. Так вот, я воспользовался случаем и бросил в огонь труп, который несколько лет хранился у нас в морге. Мы надеялись, что никто ни о чем не догадается и что, если на пепелище найдут человеческие останки, этого будет довольно. Не забывайте, мы говорим о правительстве. Мы имели возможность изучить его методы и поняли, что для него главное — молчание.

Мальтузиан и сам умолк и уронил голову на грудь. Мне подумалось, что он уснул. Я вежливо кашлянул, и он протянул руку за вином, но передумал. То же самое повторилось с портсигаром. Затем он поднял глаза на меня.

— Я умираю, — проговорил он.

— Прямо сейчас? — спросил я.

— Скоро, очень скоро.

— Вам об этом сказали в больнице?

— Я сам врач. И понимаю, что происходит.

— Вы хотите, чтобы я что-то для вас сделал? Может быть, я должен найти вашу сестру?

— Нет, об этом даже не упоминайте. Но у меня к вам есть одна просьба, — произнес старик.

— Вызвать «скорую»?

— Я хочу, чтобы вы позаботились о зомби, пока не завершилась трансформация.

— Я вас не понимаю, — улыбнулся я.

— Он здесь, у меня в доме. Он жил у меня с тех самых пор, как мы сожгли лабораторию.

Мальтузиан уронил на пол трость, перегнулся через стол и протянул ко мне левую руку. Я поспешно отодвинул стул и встал, чтобы старик не схватил меня.

— Я работал с ним, пытался изгладить последствия эксперимента. Он начал меняться, но для этого нужно больше времени, чем мне осталось. Помогите мне вернуть этого несчастного в семью, чтобы он успел насладиться последними годами жизни. Он уже кое-что вспомнил, и в нем понемногу начинается процесс старения, который вернет ему сообразный возраст. Я лишь прошу вас, чтобы, если я умру, зомби пожил у вас, пока не вспомнит, откуда он. Осталось совсем недолго.

— Доктор Мальтузиан, — отчеканил я, — вам нужно отдохнуть. Вы городите чушь.

Старик медленно поднялся.

— Не смейте уходить! — закричал он на меня, подняв палец. — Я вам его покажу!

Я промолчал, глядя, как Мальтузиан с трудом нагибается за тростью. Он заковылял из кухни, бормоча что-то себе под нос. Дождавшись, когда он благополучно поднимется на второй этаж, я на цыпочках прокрался по коридору к парадной двери и выскользнул на крыльцо. На улице я пустился бежать, словно десятилетний мальчишка.

Уже ночью, тщательно заперев все окна и двери и улегшись наконец в постель, я разбудил Сьюзен и передал ей весь рассказ Мальтузиана. Стоило мне упомянуть о зомби, как жена рассмеялась.

— Он хочет, чтобы ты нянчил его зомби? — спросила она.

— Не смешно! — вспылил я. — Он работал над секретным правительственным проектом!

— Да-да, таким секретным-секретным, куда набирали только двинутых, — отозвалась жена. — Знаешь, по-моему, тебе просто нечем заняться.

— Он говорил очень убедительно, — сказал я, не сдержав улыбки.

— А если я тебе скажу, что мы в подвале больницы собираем из кусочков монстра Франкенштейна? Если он в своем уме, то наверняка пытается тобой манипулировать. По-моему, он тот еще пройдоха. Этот его галстук-шнурок — верный признак жулика.

Мои сомнения рассеялись не полностью, однако Сьюзен сумела отмести все страхи настолько, что я задремал. В мои сны то и дело вторгались огромные глаза, которые пристально на меня смотрели, и слышалась фортепианная музыка.

Я заставил себя поверить, что Сьюзен права и что мне следует выкинуть Мальтузиана из головы и заняться книгой. Стремительно приближалось лето, а осень должна была снова отправить меня преподавать. Было бы крайне неловко вернуться в сентябре на службу, так ничего и не сделав. Я вернулся к рукописи, которую забросил несколько месяцев назад, к главе, посвященной рассказу «Правда о том, что случилось с мсье Вальдемаром». Работа послужила мне якорем в бурных водах мальтузиановского безумия, но именно в этом рассказе великого американского мошенника, сравнимого разве что с Ф. Т. Барнумом, [16] Финеас Тейлор Барнум (1810–1891) — создатель американского цирка, готовый на все, лишь бы завлечь публику. — Прим. перев. на каждой странице громадными буквами было написано «зомби».

Однажды днем, когда я собирался отправиться в местный книжный магазинчик, я выглянул из окна гостиной и увидел старика, плетущегося по улице. Я не видел и не слышал Мальтузиана уже две недели, с того вечера, когда сбежал от него, став свидетелем приступа умопомешательства. Было бы проще простого уйти из гостиной в кухню, но я зачем-то присел и спрятался под подоконник. Скорчившись, я сам дивился тому, какой страх напустил на меня сосед.

Прошло пять минут, и я, решив, что он уже дошел до леса в конце квартала, поднял голову над подоконником. Старик стоял на прежнем месте у ограды, сгорбившись и глядя прямо на меня, словно угрюмая, омерзительная доисторическая птица. Я сдавленно ахнул от испуга, а он, словно услышав меня, поднял трость и дважды легонько постучал рукоятью по полям тирольской шляпы. Затем он повернулся и двинулся прочь. Эта сценка повергла меня в панику. Ни в какой книжный магазин я не пошел, а когда у Лиды закончились уроки, поехал в школу на машине, чтобы ей не пришлось возвращаться на школьном автобусе, который высадил бы ее на углу. Паника моя продолжалась недолго — тем же вечером, за обедом, когда я как раз собрался рассказать о случившемся Сьюзен, мы услышали сирену «скорой помощи».