Рэй Брэдбери - Американские рассказы и повести в жанре ужаса 20-50 годов

«Не могу. Я не стану убивать для него, он не сумеет заставить…»

«Сумеет. И обязательно заставит».

Мистер Кэссиди вцепился в решетку. — «Сет, ты должен помочь мне. Позови Еноха. Возьми его назад. Сделай так, чтобы он перешел к тебе. Скорее!»

«Хорошо, мистер Кэссиди».

Я обратился к Еноху. Он не ответил. Окликнул его снова. Молчание.

Мистер Кэссиди заплакал. Меня это здорово потрясло, я от души пожалел его. На самом деле, он, как и остальные, ничегошеньки не понял. Я хорошо знаю, каково приходится, когда Енох начинает тебя обрабатывать. Сначала уговаривает, умоляет, а потом начинает угрожать…

«Лучше сразу соглашайтесь», — посоветовал я ему мягко. — «Он уже объяснил, кого надо убить?»

Но мистер Кэссиди меня не слышал. Он плакал все громче и громче. Потом вытащил из кармана ключи, открыл соседнюю камеру, зашел туда и защелкнул замок.

«Ни за что, нет, нет», — всхлипывал он. — «Нет, не буду, не буду!»

«Что вы не будете делать?»

«Я не пойду в гостиницу к доктору Силверсмиту, не убью его, не отдам Еноху голову! Нет, я останусь здесь, в тюрьме, в безопасности. Ах ты чудовище, дьявол, слышишь, я не…»

Он склонился набок. Сквозь разделяющую нас решетку я видел, как он скорчился, забился в угол, и начал рвать на себе волосы.

«Не перечьте ему», — посоветовал я от души, — «иначе Енох потеряет терпение и кое-что сделает с вами. Ну пожалуйста, мистер Кэссиди, а то будет поздно, скорее соглашайтесь, скорее…»

Вдруг мистер Кэссиди протяжно застонал. Наверное, он потерял сознание, потому что перестал терзать свою голову и больше не произнес ни слова. Я окликнул его — он не ответил.

Что тут сделаешь? Я сел на корточки в темном углу и стал смотреть, как красиво серебрит камеру лунный свет. От него Енох совсем теряет голову.

И тут мистер Кэссиди начал кричать. Не очень громко, скорее глухо и протяжно. Он не дергался, не метался, — только кричал.

Я знал, что это Енох берет то, что ему нужно — у бедного мистера Кэссиди.

Что толку смотреть? Я ведь предупредил его, а Еноха никак нельзя остановить.

Так что я просто закрыл ладонями уши, чтобы не слышать, и тихонько сидел, пока все не кончилось.

Когда наконец повернулся, он так же сидел в углу, прижавшись к железным прутьям. Полная тишина.

Нет, неправда! Тихое урчание, словно оно доносилось издалека. Так всегда делает мой спутник, когда сытно поест. А еще — едва различимый шорох. Скрежет крохотных коготков Еноха, это он балуется, потому что его накормили.

Звуки раздавались внутри головы мистера Кэссиди.

Да, точно, я слышал Еноха, и он был доволен!

Раз так, я тоже доволен.

Просунул руку сквозь прутья, вытащил ключи и открыл дверь. Я снова свободен.

Теперь, когда мистера Кэссиди больше нет, какой смысл торчать здесь? Енох тут тоже не останется. Я позвал его.

«Ко мне, Енох! Ко мне!»

Тогда, единственный раз в жизни, мне удалось его увидеть, — что-то вроде белого сияния, как молния вылетевшего из большой красной дыры, которую он прогрыз в затылке у мистера Кэссиди.

А потом на голову мягко опустилось холодное как лед тельце. Я понял, что Енох вернулся.

Я прошел по коридору, открыл дверь тюрьмы.

Крошечные лапки начали выплясывать на макушке свой причудливый танец.

Мы вдвоем пошли по ночному городу. Луна ярко освещает дорогу, вокруг ни души, слышно только, как мой дружок довольно посмеивается, уткнувшись мне в ухо.

Пожалуйста, не надо света. От света больно глазам. Зачем этот свет, я и так расскажу вам все, что хотите, расскажу обо всем, без утайки. Только уберите свет.

И пожалуйста, не смотрите на меня так все время. Как может человек собраться с мыслями, если все столпились вокруг и каждый постоянно спрашивает, спрашивает, спрашивает…

Хорошо, хорошо, я успокоюсь. Буду спокойным, очень спокойным. Я не хотел кричать. Я не из таких. Правда, я совсем не такой. Вы ведь знаете, я никого ни разу не обидел.

Это был несчастный случай. Все из-за того, что я потерял Силу.

Но вы ведь ничего не знаете про Силу, правда? Ничего не знаете о Садини и его великом даре.

Да нет, я ничего не выдумываю. Это правда, честное слово. Я вам сейчас докажу, если только выслушаете меня. Расскажу обо всем с самого начала.

Если бы вы только выключили свет…

Меня зовут Хьюго. Так меня называли, когда я жил Дома. Сколько себя помню, все время жил Дома, и Сестры были ко мне очень добры. Другие дети были плохими и совсем не играли со мной, все из-за того, что у меня косят глаза и такая спина, понимаете? Но Сестры были очень добрыми. Они меня не обзывали «Хьюго-полоумный» и не смеялись над тем, что я не мог выучить стихи, не заталкивали в угол и не пинали, чтобы я заплакал.

Нет, со мной все в порядке. Вы сейчас поймете. Я рассказывал о том, как жил Дома, но это неважно. Все началось потом, когда я сбежал.

Понимаете, Сестры сказали мне, что я уже большой. Они хотели, чтобы я с Доктором ушел от них в другое место, в Районный Дом. Но Фред, — он меня никогда не пинал, — Фред сказал мне, чтобы я не шел с Доктором. Он сказал, что Районный Дом плохой, и Доктор тоже плохой. У них там комнаты с решетками на окнах, а Доктор меня привяжет к столу и вырежет мозги. Он хочет сделать мне о-п-е-р-а-ц-и-ю на мозге, сказал Фред, и тогда я умру.

Тут я понял, что Сестры на самом деле тоже думали, что я полоумный, а на следующий день уже приходил Доктор, чтобы забрать меня. Поэтому ночью я убежал, вылез из спальни и перелез через стену.

Но вам неинтересно, что было после, да? Ну, когда я жил под мостом и продавал газеты, а зимой было так холодно…

Садини? Да ведь это все связано, ну, зима, холод и все такое, потому что от холода я как бы упал и заснул в аллее за театром. Там меня и нашел Садини.

Помню снег на асфальте, и как он вдруг встал прямо перед глазами и ударил в лицо, такой ледяной, ледяной снег, прямо укутал меня холодом, и я навсегда утонул в нем.

А потом, когда проснулся, я уже был в теплом месте, внутри театра, и на меня смотрел ангел.

Ну неважно, я тогда принял ее за ангела. Длинные волосы, как золотые струны арфы из книжки. Я потянулся, чтобы потрогать, и она улыбнулась.

«Стало лучше?» — спросила она. — «Ну-ка, выпей это».

Она дала мне что-то приятное и теплое. Я лежал на кушетке, а она поддерживала мне голову, пока я пил.

«Как я сюда попал?» — спросил я. — «Я уже умер?»

«Когда Виктор принес тебя, мне тоже так показалось. Но теперь, кажется, с тобой все будет в порядке».

«Виктор?»

«Виктор Садини. Неужели никогда не слышал о Великом Садини?»

Я покачал головой.

«Он маг, чародей. Сейчас он выступает. Боже мой, хорошо что вспомнила, я должна переодеться!» — Она убрала чашку и выпрямилась. — «Ты просто лежи и отдыхай, пока я не вернусь».