Алексей Шолохов - Тело

– Снимайте трусы! – приказала она. – Вы же друг другу показывали. Мы тоже хотим посмотреть. Правда, ребята?

– Да, – нехотя прогудели дети.

Витя послушно снял остатки белья и еще раз всхлипнул. Соня уже не плакала, но и трусики не снимала. Она схватилась за резинку и зажмурилась.

– Вот так, девочка моя, ты должна была вести себя за беседкой, – сказала Антонина Петровна и одним рывком стянула с девочки трусики.

Соня моментально сообразила, что сейчас все видят ее обнаженной. Она резко развернулась. Пусть лучше смотрят на попу.

– Софочка – красная попочка!

Она на мгновение открыла глаза, чтобы посмотреть, кто это крикнул, но поняв, что стоит лицом к стене, снова закрыла.

«Что бы они ни говорили, я в домике».

Сережка вспомнил один случай. С одной стороны, забавный, а с другой – очень обидный для Соньки. Софочки красной… Самсонов был просто уверен, что даже по прошествии стольких лет Соня сгорит от стыда, расскажи он ее тайну при чужих людях. Подобное чувство у него было впервые. Может, потому что она сейчас ему нагрубила? Да нет. Сергей очень хотел посмотреть, как изменится ее лицо, когда он произнесет всего два слова: детский сад.

Серега был влюблен в Софочку. Но она досталась другому. И, казалось бы, все, успокойся, девушка занята. Он продолжал любить ее. Тем более, сейчас, когда Сани не стало. Погиб в горах. Не то спасали кого, не то антитеррористическая операция, до сих пор никто ничего не говорит. В общем, не было бы счастья, да несчастье помогло. Но Серега и тут спасовал. Где-то в глубине души Самсонов знал, что причиной его нерешительности мог быть тот проклятый случай с местным дурачком.

«Вообще-то, парень я неброский, но… привлечь внимание могу», – откуда-то издалека донеслись слова.

Они сидели в подвале девятиэтажки, в которой жила Сипа. Как ее звали на самом деле и почему у нее было такое прозвище, Серега не помнил. Но то, что ее имели все кому не лень, в память врезалось надолго. Вот они пьяные и голые. Сколько им? Лет по шестнадцать. Сипа в тот вечер не пришла, и они поймали местного дурачка. Он был старше их года на четыре, а по уму больше шести ему не дашь. Они напоили его и заставили бороться со шнурком. А потом… Потом они изнасиловали его.

Может, именно поэтому у него до сих пор и нет постоянной девушки. Постоянной? У него вообще не было девушек. Друзьям он мог нарассказывать таких историй, что хоть лапшу с ушей снимай. Верили они ему или нет – это другой вопрос. Он пытался несколько раз завязать отношения, но как только дело доходило до секса, его словно выворачивало. Он вспоминал раскоряченного на четвереньках парня.

Иногда, разумеется, в свое оправдание, Сергей думал, что на земле вряд ли найдется хотя бы один человек, который когда-либо не испытывал что-то подобное (не занятие мужеложством, а угрызения совести). И тут все дело не в грязных душах людей. Тут дело в совести. Бессовестные люди отсутствуют. Совесть есть у каждого, но у некоторых она спит. И именно это помогает им с легкостью переносить позорные моменты в своей жизни. Но как быть с детством? Ведь тогда совесть еще не спит, тогда юное создание только начинает анализировать собственные поступки. Нет, Сергей был уверен, что по всему миру существует множество людей, знающих друг о друге, а самое главное, о себе, что-то постыдное. А вот что заставляет рассказывать это посторонним людям – это другой вопрос. На который, к сожалению, у Самсонова ответа не было.

И все-таки рассказать о «Софочке – красной попочке» и о собственном «Вообще-то парень я неброский» его так и подмывало.

Они собрались вокруг Евгения, склонившегося над картой.

– Ничего не понимаю, – прошептал инструктор.

Здорово! Если он ничего не понимает, то они тем более. И что теперь?

– И что теперь? – спросил Борис.

– Теперь? – Женя поднял голову на ребят, луч фонаря на каске скользнул по лицам и снова осветил карту шахты. – Все идет по плану. По первому плану.

– В каком смысле? – Мишка явно был недоволен задержкой.

– В смысле, движения наперегонки не будет, – пояснил Борька и обратился к Евгению: – В чем причина?

– В нашем распоряжении только один из ходков, – пояснил инструктор и ткнул сначала в карту, а потом показал куда-то в сторону. – Проход к спуску и второму ходку завален.

Боря встал и пошел в ту сторону, куда показывал Евгений. Смысла идти туда не было, он уже видел в свете фонаря куски угля и шлака. Он поднял голову и увидел небольшой лаз под самым потолком. Пролезть в него можно, но стоит ли оно того? Там могли быть еще завалы. Они замучаются их преодолевать. Нет, пока есть нормальные проходы, надо пользоваться ими. И ни в коем случае не делать новых завалов. Борька вернулся к друзьям.

– Ну что? У нас два пути. Вперед или назад. – Евгений сложил карту и убрал в карман на колене.

– Я думаю, все за то, чтобы идти вперед, – сказал Боря, но с сомнением посмотрел на друзей.

– Конечно, вперед, – поддержал Мишка.

– Вперед, – сказал Славик.

– Ну, мы пойдем уже? – возмутилась Наташа и пошла к коридору.

Подъем коридора был градусов десять и визуально казался нетрудным, но метров через сто рюкзаки начали давить на плечи, а темнота на мозги. Да еще и брошенные вагонетки очень затрудняли путь.

– А нельзя их как-нибудь приспособить? – спросила Оля.

Борька улыбнулся.

– Только если зацепить за Евгения.

– Очень смешно. Я же серьезно, – Оля шутливо надула губки.

– А если серьезно, то они двигались, скорее всего, с помощью электролебедки или электровозов. То есть для их передвижения нужно электричество. А у нас из электричества только это. – Борька ткнул в аккумулятор на поясе.

– И что?

– Что «и что»?

– Аккумуляторы, электричество, лебедка, вагонетка, Оля, ту-ту, – перечислила, по ее мнению, логическую цепочку для дебилов-мужей Ольга.

– Оля, – начал Боря, но приблизившиеся Марина и Олеся не дали ему закончить.

– Что вы тут? – спросила Марина.

«Еще одна интеллектуалка», – с раздражением подумал Борис.

– Борька не хочет меня в вагончиках покатать, – объяснила девушкам Оля и пошла за ними.

Борис посмотрел им вслед, поправил рюкзак и пошел дальше.

Знал ли он до свадьбы, что его жена, мягко говоря, не отличается умом и сообразительностью? Конечно же, знал. Именно это его и привлекло. Только тогда это ему казалось легкостью, детской непосредственностью. Сейчас это его раздражало настолько, что он хотел заорать при всех: дура, проклятая дура! Чтоб все знали, что за незнанием элементарных вещей стоит обычная тупость и нежелание узнавать что-то новое.

К нему подошли Славик и Мишка.

– Ты как, Борюсик? – спросил Болдин. – Собираешься покататься?