Сергей Москвин - Голод

Обстановку разряжает появление в кабинете начальника медицинской службы полигона. Только это видимость разрядки. На начмеде промокшая от пота форменная рубашка и мятый белый халат, из-под которого видны резиновые чулки общевойскового комплекта химической и радиационной защиты. Плащ от ОЗК он оставил за дверью.

— Закончили? — обращается к нему Костомаров.

Начмед устало кивает:

— Пока сложили всех погибших на берегу, возле пирса. Но их нельзя там надолго оставлять. Нужно что-то делать. Все-таки тридцать восемь тел…

— Как тридцать восемь?! — резко оборачивается к нему командир корабля, отчего еще одна прядь обгоревших волос слетает с его головы и падает на пол.

— Пока мы работали, еще трое скончались, — объясняет начмед, потом снова переводит взгляд на Костомарова и повторяет свой вопрос: — Так что будем делать с погибшими?

А что тут сделаешь? Все тела заражены радиацией и смертельно опасны для живых, значит, обычное погребение и даже кремация исключаются.

— Складируйте в неиспользованной штольне, — распоряжается начальник полигона. Пробитая за несколько дней до войны новая штольня предназначалась для испытания «Изделия-П», доставленного на полигон менее чем за сутки до первого ядерного удара. И хотя приказ на испытательный взрыв так и не поступил и, видимо, уже никогда не поступит, свежепробитой штольне найдется соответствующее ее назначению применение.

Начмед понимающе кивает:

— Тогда я и всех последующих тоже прикажу туда относить.

Он прав. Уже к вечеру у его санитаров и мобилизованной похоронной команды появится новая работа. В экипаже БПК две сотни человек, и большая часть из них в ближайшие дни отправится в свой последний путь по упирающемуся в глухую каменную стену восьмисотметровому туннелю…

Юля выдернула руку, и стоящее перед глазами или возникшее в ее голове видение: кабинет, четверо совещающихся мужчин в военной форме и стоящий у двери врач в белом халате и диковинных резиновых сапогах, которые почему-то называются не сапоги, а чулки, в то же мгновение пропало. На ее ладони лежал смятый и затвердевший от времени носовой платок. Больше в кармане ничего не было.

Юля перевела растерянный взгляд на лицо погибшего военного и сразу узнала его. Это он сидел во главе письменного стола в ее видении, а остальные трое сидели за приставным столом напротив него. Он не решался сказать командиру военного корабля, что на полигоне нет средств для лечения больных моряков. Она даже знала (теперь знала), как его зовут — генерал Костомаров. Оказывается, она не ошиблась, когда предположила, что он был здесь самым главным. Начальник полигона — вот как называлась его должность. Прикоснувшись к мертвому телу генерала, она каким-то образом перенеслась на двадцать лет назад, в то время, когда генерал был еще жив, а ужасный пожиратель душ еще не вырвался из своего подземелья. Причем не просто перенеслась, а увидела происходящее в кабинете глазами генерала, словно ее душа на время оказалась в его теле. Или это неприкаянная душа Костомарова, охранявшая все эти годы растерзанное тело генерала, поделилась с ней своими воспоминаниями?

Юля потерла ладони, мысленно настраивая себя на повторение увиденного или нечто подобное, и запустила руку в другой карман. В ладони оказалось что-то угловатое, которое смялось без всякого усилия с еле слышным хрустом, а потом уши снова заложило, и…

Знакомый капитан второго ранга прямо перед глазами. Он приближается. Сейчас он совсем не похож на бесконечно уставшего человека, измученного приступами лучевой болезни. Он вообще не похож на человека! Вместо лица — застывшая оскаленная маска, вместо выпавших волос — наросты инея, вместо глаз — кристаллы льда. Лицо неподвижно, но Костомаров видит, что кавторанг ухмыляется. Ухмыляется его приоткрытый рот, ухмыляются горящие холодным зеленым светом глаза. На правой руке уже нет повязки. Да и самой руки ниже локтя тоже нет, предплечье заканчивается уродливым обледеневшим обрубком. Но это не мешает кавторангу уверенно передвигаться, как не мешает размахивать пожарным топором, который он сжимает в своей единственной, левой руке. Топор красный, но не от краски, а от человеческой крови.

Костомаров вытаскивает из кобуры наградной пистолет, направляет его на приближающегося монстра с ледяными глазами и окровавленным топором в руках и жмет на спуск. Уши закладывает от грохота выстрела, раздавшегося в тесном пространстве комнаты дежурной службы подобно разрыву артиллерийского снаряда корабельного орудия главного калибра. Костомаров ничего не слышит, но ощущает, как дергается пистолет в его руке, и продолжает давить на спусковой крючок. Второй раз, третий, четвертый, но сила отдачи только дважды подбрасывает его руку. Пистолет встал на затворную задержку — в магазине закончились патроны.

Вторая и третья пули пролетели мимо, а первая вырвала из подмышки монстра твердый, как камень, кусок величиной с кулак, но тот даже не заметил этого. Неудивительно. По словам начмеда, воскресшие мертвецы не чувствуют боли и не замечают полученных ран. Уничтожить ходячий труп можно, только вдребезги разбив его на куски, и у начальника полигона есть для этого средство.

Под оперативным пультом оповещения и связи целый ящик строительного аммонала, используемого при прокладке штолен, а в правом кармане должна быть бензиновая зажигалка. Генерал Костомаров сам распорядился принести взрывчатку со склада в контрольно-измерительный центр, когда стало ясно, что одними автоматами караульных и пистолетами офицеров не остановить десятки восставших из радиоактивной могилы мертвецов, объединенных жаждой убийства.

Костомаров стремительно наклоняется к ящику и выхватывает оттуда цилиндрическую шашку аммонала. Но ему только кажется, что он проделывает это быстро и стремительно. Когда тебе за шестьдесят, когда уже не можешь обходиться без валидола и нитроглицерина, когда постоянно скачет давление, а сердце от отвращения и страха колотится так, что готово выскочить из груди, не стоит уповать на реакцию. Костомаров понимает свою ошибку, когда поднимает глаза на приближающегося монстра. Тот в двух шагах от него. Последняя надежда генерала — взорваться вместе с монстром, что, по крайне мере, избавит его от мучений. Где же зажигалка? Он опускает руку в карман, но пальцы натыкаются на полупустую пачку сигарет. Неужели провалилась за подкладку?! Нет, вот она! Ладонь сжимается вокруг гладкого металлического корпуса. Зеленый свет в ледяных глазах надвигающегося чудовища вспыхивает еще ярче, а его единственная рука взметает над головой окровавленный топор. Алые капли срываются с лезвия, оставляя на полу и обледеневшей голове монстра широкие разбрызгавшиеся пятна. Костомаров тянет зажигалку из кармана.