Иди в ад!

- Ну вот видишь. – горестно мотнул головой Антон. – И что теперь? Лазить по другим кладбищам?

- Нет. Помнишь, Валерий говорил о старцах, которые живут в местах, где потусторонний мир соединяется с нашим?

Антон поднял голову, глаза загорелись, лицо осветилось радостью.

- Пещеры под Лаврой! Как же я сразу не догадался! Ты молодец, Дашка. Соображаешь!

- Спасибо. Только вот как туда попасть, экскурсии бывают летом. На зиму все закрыто.

- Это несущественные детали, - пренебрежительно отмахнулся Антон. – Лавра состоит из десятков строений, это целый комплекс зданий, каждому из которых по тысяче лет! Наверняка имеются проблемы с ремонтом, отоплением и реставрацией. Да и батюшки не прочь ручки позолотить, слышал я об их «скромности». Дело за малым – договориться о спонсорской помощи! И тогда нас с тобой – в порядке исключения, естественно! – проводят в любую пещеру под белы руки. Главное – не скупиться!

Полустёртые ступени ведут вниз. По стене, на уровне лица, змеится тоненький провод. Через равные промежутки – шагов десять, не более, - тускло горят дешёвые 40-ваттные лампочки. В пещере царит тишина. Не та, что наверху, когда город засыпает на ночь, а настоящая, почти осязаемая. Человеческие шаги звучат словно удары молотом. Антону кажется, что на ногах у него тяжёлые солдатские ботинки с подковами на каблуках. В такой обуви можно проломить голову противнику одним хорошим ударом, но ходить в них тяжело. На самом деле он и Даша обуты в мягкие, почти невесомые кроссовки на толстой рифлёной подошве, шаги мягкие, практически неслышимые – для уха городского жителя! – но здесь, глубоко под землёй, где неслышим шум метро и плеск волн близкого Днепра звук шагов раздаётся, как топтание носорога. Первым идёт щуплый монах, обе руки над головой, пальцы сложены в щепоть и крепко сжимают изогнутую рукоять керосиновой лампы. Ну, не керосиновой, где его сейчас взять, керосин этот? Фонарь стилизован под керосиновую лампу. Монашек невысок, костяшки пальцев не достают до потолка, а вот Антону приходится нагибаться и идти с опущенной головой, словно ему очень стыдно. Даша шагает последней, поминутно тычась лбом в спину. Она и раньше так шла по проходу на тот свет. И сейчас идёт и несильно толкает Антона в спину. Время от времени пещера разветвляется, вправо и влево от основного прохода ведут узкие ходы. Они темны и мрачны, словно залиты черной смолой и ни единого звука не слышно из непроглядной тьмы. На несмелый вопрос Даши – что там? – монах коротко ответствовал:

- Братия долг исполняют.

Лестница обрывается, дальше тянется земляной пол. Впереди одиноко светится последняя лампочка, за ней непроглядная тьма. Шаркающие шаги монаха стихают. Он оборачивается, опускает затёкшие руки. Лампа подсвечивает исхудавшее лицо снизу, хорошо виден заросший редкими волосами подбородок, свисающие усы и тонкий хрящ носа. Глаза прячутся в тёмных впадинах, скулы прочерчивают густые тени, лба почти не видно.

- Далее мне нельзя, - тихо, почти шёпотом произнёс монах. – Идите сами, не куда не сворачивая. И берегите фонарь, без него не выберетесь отсюда.

Стихают шаги провожатого, тёмный силуэт в рясе словно растворяется в сумраке подземелья, Антон и Даша остаются одни. Тишина вокруг будто сгущается, звон в ушах становится оглушительным. Откуда-то из глубины души выползают потаённые страхи, ужас сжимает грудь стальными захватами, неведомый голос нашёптывает про внезапное обрушение свода и ядовитые газы, что накапливаются на дне глубоких пещер. И провожатый монах вовсе не монах, а маньяк, который умышленно завёл их в тупик, а сейчас там, наверху его сообщники спешно заваливают вход ... Количество бреда стало так быстро увеличиваться, что Антон покачал головой и плюнул через левое плечо. В полной тишине прозвучало, словно пощёчина.

- Ты что тут плюешься? – сердито зашептала Даша.

- Да так, чушь всякая в голову лезет. Вот и плюнул бесу в рожу на левом плече.

- Это суеверие, Антон!

- Да? Но ведь бесы существуют, мы видели. Что ж мешает одному из них сидеть на моем плече?

Девушка не нашла, что ответить. Отвернулась, на всякий случай быстро осенила себя крестным знамением. Послышалось шуршание, короткий, похожий на злобный крысиный писк, вскрик и опять стало тихо.

- А это что? – ехидно спросил Антон.

- Земля осыпается, - не очень уверенно ответила девушка. – И вообще, пошли дальше, хватит тут прохлаждаться!

Проход сузился ещё больше, земляные стены то и дело касаются плеч, низкий потолок неприятно задевает макушку, оставляя на голове пригоршни песка, которые тут же сыпятся за воротник. Антон раздражённо вытряхивает грязь из-за пояса, натягивает на голову капюшон, с завистью посматривает на Дашу. Она ниже на полголовы, ей фиолетово! Через несколько шагов впереди вспыхивает маленький огонёк. Это настолько неожиданно, что Антон замирает на полусогнутых ногах с фонарём на вытянутой руке. Даша в очередной раз тычется лбом в спину, недовольно шипит:

- Что такое?

- Проходите, молодые люди, не стойте на пороге, - раздаётся уверенный мужской голос и в круг света от фонаря Антона вступает щуплый, сутулый человек в длинной рясе, подпоясанной простой верёвкой. Мужчина бос, борода ниспадает на грудь, длинные волосы перевязаны на голове шнурком. Черты лица почти неразличимы, глаза глубоко запали, выпирают скулы. Но держится мужчина спокойно, без страха, а тембр голоса таков, что Антон даже вздрогнул – густой бас в тишине подземелья кажется рёвом. Антон кашлянул в кулак, прочищая горло – а так же для придания уверенности! – произнёс:

- Здравствуйте! Вы старец Афанасий? – с ударением на «вы» спросил он.

Монах оглянулся, пожал узкими плечами:

- Да неужто вы ещё кого видите?

- Нет, но тут так темно и тихо.

- А-а, это верно, во тьме и тиши что хошь привидеться может после верхней-то жизни! Ну, ступайте за мной.

Монах идёт впереди, Антон за ним. Даша вцепилась обеими руками в брючный ремень Антона и семенит следом.

- Ты как этот, детёныш обезьяны. Ещё бы на голову запрыгнула! – тихо прошептал Антон.

- Ты сам обезьяний детёныш! Мне страшно здесь! – зашипела Даша и больно, с вывертом, ущипнула за бок.

Антон пренебрежительно скривился, горделиво выпрямил спину – я, де, не боюсь! – голова цепляет низкий потолок, мелкие камешки впиваются острыми гранями в макушку, словно кошачьи когти и даже ткань капюшона им не помеха. Вдобавок откуда ни возьмись в потолке появился камень и лоб Антона, словно нос атомного ледокола врезается в крутой бок булыжника. Раздаётся короткий тихий треск, вывернутый из земли камень падает на пол, будто бомба, точно в большой палец. Волны боли, одна сверху, другая снизу, устремляются навстречу и сталкиваются друг с другом где-то в районе живота. Антон приседает на одну ногу, суматошно машет руками, из груди рвётся утробное мычание. Свет фонаря мечется по проходу, выхватывая из темноты удивлённое лицо Даши, сутулую спину монаха и свежую выемку в потолке.