Иди в ад!

- В задницу! – тихо произнёс Антон. Даша слушала рассказ чуть ли не с раскрытым ртом и реплика Антона её обозлила. Сверкнули глаза, длинные пальцы с коротко остриженными ногтями впились в бок и вывернули клок кожи так, что Антон едва не заорал.

- Туда тоже, - согласился священник. – Но колол он чаще в предплечье или в ногу. Человек падал, к нему сразу бросались люди, в их числе и Македон. Якобы, помощь оказать. На самом деле он незаметно удалял иглу с ампулой.

Священник глубоко вздохнул, осенил себя крестным знамением, голова в чёрном клобуке наклонилась.

- Стрелять не любил, - продолжил он рассказ. – Но при необходимости бил без промаха. Для этого купил на чёрном рынке парабеллум времён первой мировой войны с удлинённым стволом. Такое оружие выдавалось офицерам кайзеровской армии. Македон усовершенствовал «машинку» - добавил съёмный глушитель, оптику и проволочный приклад. Стрелял издалека, желательно через препятствие. Так проще маскироваться.

- Это как? – удивился Антон. – Через какое препятствие?

- Ну, скажем, сидит «клиент» в автомобиле. Просто подойти и выпалить в лоб нельзя – заметят, начнётся преследование, розыск, то да се ... А вот если выстрелить через салон другой машины – лучше через две! – то поди пойми, откуда стреляли! А ежели через несколько? А на ходу? А ежели прострелить колесо встречному автомобилю? Так, чтобы его на полной скорости занесло и прямо в лоб той, в которой сидит клиент? Македон просчитывал все варианты и выбирал наилучший. Много было в его жизни убийств, не обо всех рассказывал.

- Как он попал сюда? – спросила Даша. – Ну, что побудило его раскаяться? Ведь он раскаялся, верно?

- Да, он раскаялся. Хоть и убивал негодяев, которые недостойны дышать одним воздухом с людьми, но все же лишение жизни, как и дарение её, дело не человеческое, а Божье. Видно, было в нём понимание неправедности пути, который избрал, но глушил деньгами, славой – пусть сомнительной, но все равно славой! – доступностью мирских удовольствий. Но если есть в душе искра Божья, как ни гаси её, она возгорится и только от самого человека зависит, очистит это пламя или сожжёт навсегда. Миг раскаяния настал и у Македона. Он выполнял очередной заказ. Как всегда, мастерски. Ничего не подозревающий клиент ехал по Бориспольскому шоссе в аэропорт. Скорость там не ограничена, машины летят, а не едут. Всего-то делов прострелить колесо и любой автомобиль пойдёт кувырком. Македон так и сделал. «Мазератти» клюнул мордой, автомобиль повело и швырнуло, но не на обочину, как рассчитывал Македон, а на встречку. По левой стороне шёл микроавтобус. Шестеро детей, от пяти до двенадцати лет, с ними мама и отец за рулём. Возвращались с отдыха по льготной путёвке для многодетной семьи.

Священник на мгновение умолкает, в тишине слышится тяжёлое дыхание.

- «Мазератти» смял передок, отец и мать погибли сразу. От удара заклинило боковую дверь микроавтобуса, бензобак лопнул, топливо выплеснулось под брюхо и вспыхнуло. Пламя охватило микроавтобус со всех сторон. Детей оглушило ударом, они не сразу пришли в себя и какое-то время лежали на полу. От жара лопнули окна, огонь перекинулся в салон. Машины начали останавливаться, люди пытались потушить огонь, но что могут маленькие огнетушители против большого огня? Дети сгорели заживо.

Голос священника прервался, он опустил голову и замолчал.

- А Македон все видел, так? – тихо спросил Антон.

- Да, Македон все видел, - ответил священник. – Все видел и ничем не мог помочь. Стоял за деревом и не мог оторвать глаз от страшной казни невинных людей. Где он исполнил роль палача. В эту минуту умер наёмный убийца по кличке Македон. Осталось только тело, которое необходимо было умертвить. Но или судьба хранила Александра или по удивительному стечению обстоятельств, только вот убить себя он не сумел. Парабеллум выронил в лесу, яда не оказалось – он готовил его только непосредственно перед убийством. Выйти в окно тоже не мог – дом, в котором жил, был одноэтажным. Да и не до рассуждений ему было. Ушёл в запой. Подобрали его монахи возле монастырских ворот. Холодно уже было, осень наступила. Служка, который ворота закрывал на ночь, заметил его. Решили дать ему ночлег, только до утра, а с рассветом пусть идёт с Богом. Он когда очнулся и увидел, где находится, сначала испугался, а потом успокоился и захотел исповедаться. Ну, душу облегчить, высказаться! Некрещёных не исповедуют, он сам сказал, что не крестили его, но я всё же решил выслушать его историю. Не знаю, почему, – тихо произнёс священник.

- Ну, оставили его при монастыре. Крестили, дали послушание – убирать трапезную, собирать огарки свечные в храме, мыть полы. Он все делал со старанием, истово. А по ночам молился и плакал. Когда благословение на монашество получил, сразу в дальние пещеры отправился и там остался.

- А как глаз лишился? – спросила Даша.

- Приходили к нему. Слава-то осталась! Отыскали какие-то люди, предлагали работу, деньги - ну, то же, что и раньше. Угрожали, если откажется, все рассказать о нём. Так он и лишил себя зрения-то! Зачем, мол, оно мне, если в мир возвращаться не хочу? Оставили его в покое. Но тут новая напасть – дьявол узнал о его твёрдом желании стать человеком. Послал слуг своих совратить с пути. Или убить тело, душу похитить и доставить ему. Но старец Афанасий оказался твёрд и в вере, и в ненависти к прежней жизни. Отступили слуги сатаны.

Священник умолк. В наступившей тишине раздался протяжный стон, послышался звук падения чего-то тяжёлого, зазвенел металл. Даша вздрогнула, прижалась к Антону.

- Это ещё что такое? – спросил он, сжимая кулаки.

- Беснование, - спокойно ответил священник. – Не обращайте внимания.

Антон и Даша выглянули в окно. В храме горят все свечи, изливает свет громадная люстра, свисающая с центра купола на длинной цепи. Монахи выстроились кругом, в середине, на невысоком помосте лежит обнажённый человек, руки и ноги связаны ... полотенцами, что ли? Так показалось Антону. Материя украшена крестиками и какими-то надписями. Путы не казались прочными и узлы обыкновенные, чуть ли не бантиками, но человек на помосте никак не мог разорвать, хотя от усилий мышцы вздулись узлами по всему телу. Стон прекратился, раздался зубовный скрежет, жуткий и страшный в тишине храма, тело изогнулось и забилось в конвульсии. Помост зашатался, покрывало поползло на пол. Рядом валяется большой подсвечник, серебряный кувшин и таз. На полу растекается громадная лужа воды. Антон посмотрел внимательнее и не поверил своим глазам – вода медленно течет вдоль строя монахов, охватывая помост с бесноватым в кольцо. Вот края сомкнулись, вода приблизилась к помосту, коснулась ножек. Тотчас поверхность заволновалась, пошла рябью и будто вскипела! От воды пошёл пар, густой, белый, словно дым из паровозной трубы. Облако пара скрыло от глаз лежащего на помосте. Стук и дрожание помоста прекратились, стихли стоны и скрежет. В следующее мгновение раздаётся душераздирающий вопль, от которого Даша едва не упала в обморок, а Антон вздрогнул и скривил лицо – чего так орать-то, защемило что ли?