Стивен Кинг - Дорожные работы

– Потому что он не ездил со мной на осмотр завода.

– Почему?

– Потому что я сказал ему, чтобы он оставался в прачечной.

– Что ты сделал?

– В тот день у нас вышла из строя печь, – объяснил он терпеливо. – У нас накопилась груда заказов, и не было горячей воды. Том должен был остаться. Он – единственный человек, умеющий находить общий язык с этой печью.

– Господи, Барт, неужели ты не мог свозить его туда в какой-нибудь другой день?

Он допил виски одним глотком.

– Я не видел в этом никакого смысла.

– Ты не видел… – Орднер так и не сумел закончить фразу. Он поставил свой бокал и помотал головой, словно человек, которого сильно ударили кулаком в лицо. – Барт, ты понимаешь, что может случиться, если твои расчеты неверны и мы потеряем этот завод? Ты можешь потерять работу – вот что это значит. Господи, да как ты после этого придешь домой к Мэри с отбитой задницей?

Ты меня никогда не поймешь, – подумал он, потому что ты никогда ничего не предпринимал, шесть раз не подстраховавшись и не построив в ряд как минимум трех козлов отпущения. Именно поэтому ты и скопил четыреста тысяч долларов в акциях и на банковских счетах и обзавелся «Дельтой-88» и пишущей машинкой, которая выскакивает у тебя из стола, как чертик из коробки. Эй ты, гребаный карась, а ведь я могу тебя крупно подставить. Не ты один такой шустрый.

Он улыбнулся, глядя на искаженное от волнения лицо Орднера. – Ты еще не слышал мой последний пункт, Стив. Услышишь – поймешь, почему я так спокоен.

– Что ты имеешь в виду?

Он солгал с легким сердцем.

– Том Мак-Ан уже известил агента по торговле недвижимостью, что его корпорация не заинтересована в покупке завода. Они послали туда своих ребят для осмотра, и те заорали благим матом. Так что у тебя есть мое слово, что это дерьмо не стоит четырехсот пятидесяти тысяч. Еще у тебя есть девяностодневный срок исключительно права покупки, который истекает во вторник. А еще у тебя есть оборотистый торговец недвижимостью по фамилии Монохан, который вешал нам лапшу на уши. И ему это почти удалось.

– Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю дать сроку истечь. Потом мы не меняем карт до следующего четверга или около того. Ты поговоришь с ребятами из бухгалтерии по поводу двадцатипроцентного увеличения расходов на воду и энергию. Я поговорю с Моноханом. Когда мы закончим, он будет умолять меня на коленях купить этот завод за двести тысяч.

– Барт, ты уверен?

– Уверен ли я? – сказал он, натянуто улыбнувшись. – Я бы не стал высовывать башку, если б думал, что кто-нибудь может снести мне ее с плеч.

Джордж, что ты делаешь?

Заткнись, заткнись, сейчас не мешай.

– Что мы имеем? – сказал он. – Оборотистого торговца недвижимостью без покупателя. Мы можем себе позволить не торопиться. Чем дольше мы его продержим в подвешенном состоянии, тем ниже будет цена, когда мы, наконец, согласимся купить этот завод.

– Хорошо, – медленно сказал Орднер. – Но я хочу объяснить тебе кое-что, чтобы не было никаких недомолвок, Барт. Если мы не используем наше право исключительной покупки, а потом кто-нибудь другой перекупит этот завод, мне придется выбросить тебя за борт. Лично я…

– Знаю-знаю, – сказал он, ощутив внезапно навалившуюся усталость. – Лично ты ничего не имеешь против меня, но так делается дело.

– Барт, а ты уверен, что не заразился от Мэри этим вирусом? Что-то ты сегодня неважно выглядишь.

Сам ты неважно выглядишь, старая гребаная развалина.

– Я снова приду в норму, когда улажу это дело. Оно отняло у меня много сил.

– Да-да, конечно. – Орднер придал своему лицу сочувствующее выражение. – Чуть было не забыл… Ведь твой дом тоже на линии огня?

– Да.

– Подыскал себе другой?

– Ну, вообще-то мы тут присмотрели парочку домов. Не удивлюсь, если завершу уотерфордскую сделку в один день с моей личной.

Орднер улыбнулся.

– Возможно, это будет первый день в твоей жизни, когда ты выторгуешь двести тысяч долларов между восходом и закатом.

– Да, серьезный будет денек.

По дороге домой Фредди пытался поговорить с ним – да что там, просто-напросто вопил на него, – и ему постоянно приходилось пускать прерыватель в ход. Он как раз сворачивал на Крестоллин, когда прерыватель сгорел, распространяя запах плавящихся синапсов и перегоревших аксонов [2]. Вопросы хлынули на него лавиной, и он нажал двумя ногами на тормозную педаль. «ЛТД» с визгом остановился прямо посреди улицы. Ремень безопасности резко впился ему в живот, недовольно заворчавший в ответ.

Когда он сумел взять себя в руки, он медленно подъехал к обочине, выключив двигатель, фары, отстегнул ремень безопасности и откинулся на спинку сиденья. Руки его, лежавшие на руле, сильно дрожали.

С того места, где он сидел, было видно, как мягко изгибается улица. Фонари образовывали изящный рыболовный крючок света. Это была симпатичная улица. Большинство домов на ней было построено после войны, в 1946-1958 годы, но каким-то непостижимым образом синдром пятидесятых их не затронул, равно как и связанные с ним болезни: крошащийся фундамент, лысеющая лужайка, изобилие игрушек, преждевременное устаревание машин, отслаивающаяся краска, плексигласовые вторые оконные рамы.

Он знал своих соседей – а что в этом удивительного? Они с Мэри прожили на Крестоллин уже почти четырнадцать лет. А это немалый срок. Апслингеры жили в следующем доме вверх по улице; их мальчик Кенни разносил утренние газеты. Через дорогу жили Ланги. Хобарты – через два дома вниз по улице (Линда Хобарт одно время была нянькой у Чарли, а сейчас она училась на врача в городском колледже). Стофферы. Хэнк Алберт, жена которого умерла от эмфиземы четыре года назад. Дерби. А через четыре дома вверх по улице от того места, где он трясся в своей машине, жили Куины. И еще дюжина других семей, с которыми он и Мэри обменивались приветственными кивками при встрече, – в основном, это были семьи с маленькими детьми.

Симпатичная улица, Фред. Да, я знаю, что интеллектуалы презирают предместья – они не так романтичны, как кишащие крысами многоквартирные дома или же умилительные деревенские уголки. В предместьях нет ни великих музеев, ни великих лесов, ни великих свершений.

Но здесь было неплохо жить. Эти места знали свои хорошие времена. Знаю, знаю, Фред, о чем ты думаешь. Хорошие времена, что еще за хорошие времена! Чего в них было хорошего? В них не было ни великой радости, ни великой печали. Если разобраться как следует, в них вообще ничего не было. Так, ерунда одна. Посиделки на заднем дворе в летних сумерках, когда в яме для барбекю жарится мясо, и все слегка пьяны, но никто не напивается, как свинья, и не начинает буянить. Совместные поездки на стадион, где мы смотрели на игру «Мустангов». Этих гребаных уродов, которые не сумели побить «Ирландцев» даже в тот год, когда те сдавали все свои игры вчистую. Обеды с друзьями – у себя дома и в гостях. Игра в гольф на вестсайдской площадке или экскурсии с женами в Пондероза Пайнз, где можно было взять напрокат такие маленькие открытые автомобильчики. Помнишь, как-то раз Билл Стоффер снес на таком дощатый забор и въехал прямо в чей-то бассейн? Да, я помню, Джордж, мы все хохотали до упаду. Но, Джордж, ведь нельзя все-таки… Так, стало быть, гнать сюда поскорее бульдозеры, так что ли, Фред? Давай-ка, сравняем все это с землей. Тем более что скоро вырастет новое предместье – в Уотерфорде, где до этого года не было ничего, кроме нескольких вечно пустующих автомобильных стоянок. Неодолимая Поступь Времени. Наглядное Свидетельство Прогресса. Только что ты там найдешь? Кварталы спичечных коробков, раскрашенных в разные цвета? Пластиковые трубы, которые будут замерзать каждую зиму? Пластиковое дерево? Все из пластика. Потому что Мо в дорожном управлении сказал Джо в строительной фирме, а Сью, которая работает секретаршей у Джо, сказала Лу из другой строительной фирмы, и вот начинается большой уотерфордский земельный бум, повсюду идет строительство, дома растут, как грибы, идет торговля. Можем предложить вам дом на Лиловой улице, которая пересекается с Испанской, идущей на север, и Датской, идущей на юг. А можете выбрать Вязовую, Дубовую, Кипарисовую, Засунь-Себе-В-Жопу-Сосновую. У каждого дома на первом этаже есть туалет и ванная, на втором – только ванная, а с восточной стороны – фальшивая труба. А если невзначай возвращаешься пьяным, так ты свой гребаный дом и найти не сможешь.