Стивен Кинг - Нужные вещи

Как раз в то время, когда Генри Бофорт шагал по дороге к «Подвыпившему тигру», почти в пяти милях оттуда, с другой стороны Оловянного моста, Ленни вел свой ржавый «бел-эйр» к вершине Касл-Вью.

А там посреди дороги стоял человек, подняв обе руки в повелительном жесте. Он был босиком и по пояс голый. Из всей одежды на нем были только штаны цвета хаки с расстегнутой ширинкой и какой-то побитый молью меховой шнурок.

Сердце в костлявой груди Ленни сделало сальто с переворотом, и он вдавил в пол педаль тормоза — обеими ногами, обутыми в медленно разлагающиеся тапочки. Вдавил так, что педаль чуть не коснулась асфальта, и «бел-эйр» остановился буквально в трех футах от человека на дороге, в котором Ленни узнал Хью Приста. Хью даже не сдвинулся с места. Когда машина остановилась, он быстро подбежал к водительской дверце. Ленни сидел и таращился на него, судорожно прижав обе руки к байковой фуфайке и пытаясь понять, разорвалось у него сердце или еще нет.

— Хью! — выдохнул Ленни. — Какого дьявола ты вытворяешь?! Я тебя чуть не переехал! Я…

Хью открыл водительскую дверцу и попытался влезть внутрь. Облысевшее боа у него на шее качнулось вперед, и Ленни отшатнулся. Оно было похоже на полусгнивший лисий хвост, почти лишенный остатков меха. К тому же от него воняло.

Хью схватил его за грудки и выволок из машины. Ленни взвизгнул от ужаса и негодования.

— Извини, старичок, — сказал Хью бесстрастным голосом человека, у которого есть проблемы побольше этой. — Мне нужна твоя машина. Моя немножечко… не работает.

— Не смей…

Но Хью все-таки посмел. Он швырнул Ленни через дорогу, словно старик был мешком тряпья. Когда Ленни приземлился, раздался отчетливый хруст, и его возмущенные вопли сменились скорбными, плаксивыми криками боли. Он сломал ключицу и два ребра.

Не обращая внимания на крики старика, Хью сел за руль «шевроле» и надавил на газ. Двигатель взвыл, словно от удивления, и из болтавшейся на честном слове выхлопной трубы вырвалось облако синего дыма. Хью поехал вниз по склону холма и успел набрать пятьдесят миль в час раньше, чем Ленни Партридж сумел перевалиться на спину.

Энди Клаттербак свернул на Касл-Хилл-роуд примерно в 15.35. Он проехал мимо старого масложора Ленни Партриджа и не обратил на него внимания; мысли Клата были полностью заняты Хью Пристом, а старый ржавый «бел-эйр» был совсем из другой оперы.

Клат не имел ни малейшего представления, как и почему Хью Прист может быть связан со смертями Вильмы и Нетти. Ну и ладно — он простой солдат, и ему не надо думать. Как и почему — это работа других, и сегодня он был доволен таким раскладом, как никогда. Он знал одно: Хью — грязный пьянчуга, которого не исправили годы. Такой тип способен на все… и особенно хорошо надравшись.

Он скорее всего все равно на работе, подумал Клат, но, приближаясь к развалюхе, которую Хью называл своим домом, все-таки отстегнул хлястик на кобуре служебного пистолета. Просто на всякий пожарный. И тут он заметил солнечный блик, отразившийся от стекла и хрома автомобиля, стоявшего у дома Хью, и его нервы напряглись, как телеграфные провода при сильном ветре. Машина Хью стояла на месте, а если чья-то машина стоит у дома, то ее хозяин, как правило, находится в доме. Это непреложный факт провинциальной действительности.

Когда Хью уходил из дома пешком, он повернул направо, в сторону холма. Если бы Клат посмотрел в том направлении, он бы заметил Ленни Партриджа, лежащего на бруствере дороги и копошащегося, как цыпленок, принимающий пылевую ванну; но он туда не смотрел. Тонкие, птичьи крики Ленни доходили до ушей Клата, но проходили сквозь мозг, не вызывая ни малейшего отклика.

Перед тем как выбраться из машины, Клат достал пистолет.

Уильяму Тапперу было всего девятнадцать, и он никогда бы не стал лучшим студентом Кембриджа, но ему все же хватило ума насторожиться, когда Генри вошел в «Тигра» в двадцать минут четвертого в последний день тихого, мирного существования Касл-Рока. Ему хватило ума и для того, чтобы понять: лучше не спорить и отдать Генри ключи от «понтиака». В таком состоянии Генри (который в других обстоятельствах был лучшим боссом из всех, на кого Билли когда-либо работал) просто вырубил бы его и все равно взял бы ключи.

В первый и, наверное, единственный раз в своей жизни Билли пошел на хитрость.

— Генри, — сказал он робко, — мне кажется, тебе надо выпить. Я бы тоже не прочь. Давай я налью по рюмке нам обоим, а потом ты пойдешь по своим делам.

Генри скрылся за барной стойкой. Билли слышал, как он там копается и пыхтит, ругаясь себе под нос. Наконец он выпрямился, держа в руках прямоугольную деревянную коробку с маленьким замком. Он положил коробку на стойку бара и принялся перебирать связку ключей, висевшую у него на поясе.

Он обдумал сказанное Билли, хотел отказаться, но потом передумал. Почему бы не пропустить стаканчик; это успокоит и руки, и нервы. Он нашел нужный ключ, открыл замок и отложил его в сторону.

— Ладно, но если пить, то тогда прямо сейчас. «Шивас». Тебе — простой, мне — двойной. — Он наставил палец на Билли. Билли невольно отпрянул, ему вдруг показалось, что Генри сейчас добавит: Но ты идешь со мной. — И не говори своей матушке о том, что я тебе разрешаю тут пить спиртное, ты понял?

— Да, сэр, — с облегчением согласился Билли и быстренько побежал за бутылкой, пока Генри не передумал. — Прекрасно понял.

Дик Брэдфорд, человек, управлявший самым большим и самым дорогим предприятием Касл-Рока — Управлением общественных работ, — был сильно расстроен.

— Нет, его здесь нет, — сказал он Алану. — И сегодня вообще не было. Если увидишь его раньше меня, сделай одолжение, скажи ему, что он уволен.

— Дик, а чего ты вообще его столько держал?

Он стояли на солнцепеке у входа в городской гараж № 1. Слева, у склада, стоял грузовик, с которого трое мужчин сгружали маленькие, но явно тяжелые ящики. На каждом ящике стоял значок: красный ромбик — знак взрывчатых материалов. Из сарая доносился гул кондиционера. Непривычно было слушать включенный кондиционер в октябре, но в плане погоды эта неделя в Касл-Роке была совершенно непредсказуемой.

— Я держал его дольше, чем следовало бы, — признался Дик, пригладив седеющую шевелюру. — Мне казалось, что где-то внутри в нем скрывался неплохой человек. — Дик был плотным и коренастым мужчиной — с гидрантами вместо ног, — и вид у него был воинственный, словно в любую минуту он был готов дать кому-то под зад. Однако Дик был одним из самых мягких и добрых людей из всех, кого знал Алан. — Если он не был пьян или накачан таблетками, то работал как зверь. И у него в лице было что-то такое, что заставляло поверить, что он все-таки не из тех, кто будет пить до посинения… до тех пор, пока дьявол не вручит им путевку в ад. Может, будь у него постоянная работа, он бы выправился и встал на ноги. Но в последнюю неделю…