Александр Варго - Электрик

Игорь припарковал машину у отдела МВД, посидел немного за рулем. Конечно, произнесенное дядькой было не чем иным, как стоном отчаяния испуганного старика. Электрик не мог вернуться. По иронии судьбы, он погиб в СИЗО на четвертый день пребывания там от поражения электрическим током. Официальной версией было то, что Мансуров сбил со стены розетку и взялся за оголенные провода, предварительно намочив руки и одежду в раковине. Собаке… Нет, не так. Электрику – электрическая смерть.

Раз вернуться он не мог, значит, в городе действует подражатель. И его нужно было остановить, чем раньше, тем лучше. Эти уроды сначала увлеченно подражают своим кумирам, а затем им взбредает в голову побить «рекорд» кумира. И у Игоря был первый подозреваемый в этом деле. По крайней мере, он мог что-либо знать.

Игорь вышел из машины и направился к входу.

Пришвин сидел за своим столом и с умным видом ковырял в носу. Игорь присел на край стола.

– Я вот что пришел. Помнишь, ты мне вчера про парня говорил. Девку он свою вроде как замотал в гирлянду…

– И?

– Мне бы поговорить с ним.

– Ты что, с ума сошел? Кто же это позволит?

– Мне очень надо.

– Ну как? Ты даже не участковый…

– Я могу им стать. На полчаса.

Пришвин молчал. Что-то прикидывал, потом встал и сказал:

– Ну ладно, Анискин. Полчаса ты участковый. И то это только потому, что душегуб у нас в подвале.

– А что ж ты молчал? Вперед!

Все оказалось не так просто, как думал Игорь. Пацан попался какой-то не адекватный. Такой мог и в гирлянду замотать, и петарды в уши насовать. Как-то странно он себя вел, будто перед Савельевым не один человек сидел, а двое. Сначала говорил один – быстро, взахлеб, затем откуда-то появлялся другой, говоривший тихо, размеренно, подбирая каждое слово.

– Я не убивал ее! Не убивал!

– Я знаю. Расскажи мне, как все произошло.

– Мы хотели, ну это…

– Дальше, – понимающе сказал Игорь. – Ближе к… – Он хотел сказать: «убийству», но вовремя остановился. Это могло спугнуть «болтуна». – Пожалуйста, ближе к происшествию.

– Она начала раздеваться… Схватила гирлянду и начала танцевать с ней. Но гирлянда была отключена. Отключена, понимаете?!

– Конечно, понимаем. – К столу подошел Пришвин, до этого наблюдавший за ними от двери. – Ты ее включил потом. Да?!

– Нет! – выкрикнул Тутуев. – Я ничего не включал!

– Мы знаем, – заверил его Савельев и осуждающе посмотрел на Пришвина. – Расскажи, что было дальше.

Парень молчал. Он упер подбородок в грудь и смотрел на них исподлобья. Потом улыбнулся и произнес:

– Шобаке шобачья шмерть!

Игорь понял, почему он подбирал слова. У него был дефект речи, который Тутуев скрывал.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Савельев.

Парень закрыл глаза. Он так больше ничего и не сказал.

– Ну и что тебе дал этот разговор, товарищ участковый? – спросил Пришвин, когда они остались в допросной вдвоем.

– Что-то с ним происходит, – произнес Савельев. – Как будто в него вселился кто…

– О-о-о! Остапа понесло. – Костя спрыгнул со стола. – Может, ты ему экзорциста вызовешь?

– Не знаю. – Игорь не обратил внимания на сарказм друга. – Что-то с ним не так.

– Послушай, я не знаю, кем ты себя возомнил, Ван Хельсингом или охотником на привидений, но скажу тебе два слова: «не надо»!

– Что «не надо»? – не понял Игорь.

– Все не надо. Не надо никаких экзорцистов, никаких сожалений. Эта мразь теперь будет изворачиваться, прикидываться сумасшедшим, чтобы не отвечать.

– Может быть, а может… – Игорь будто что-то вспомнил, повернулся к Косте: – Слушай, а здесь камера есть?

Пришвин посмотрел на друга, как на сумасшедшего.

– В подвале…

– Ты не понял. Вы же допросы снимаете?

– Ну да. Они снимают всегда. – Константин понял, к чему клонит Савельев. – Ладно, идем.

Володя начал поднимать свое собственное тело. Это давалось ему с таким трудом, будто он пытался поднять в одиночку двухсотлитровую бочку с водой. Неудобно и тяжело. И было что-то еще. Отвращение… Да, точно. Жуткое чувство отвращения, словно бы он, очнувшись, увидел на себе тысячи крыс. Спящих, жрущих, сношающихся. И везде эти мерзкие лысые хвосты…

Паровоз все-таки встал, пошатнулся, схватился за решетку и посмотрел на удаляющегося конвоира.

– Что это было? – прошептал Владимир.

Внутри все горело, будто ему все кишки выжгли. Володя закашлялся и еще раз схватился за решетчатую дверь. Она открылась настолько неожиданно, что Паровоз даже не успел опомниться. Он продолжал держаться за прутья открытой двери и кашлял. Потом, будто испугавшись, что кто-нибудь увидит, закрыл решетку и посмотрел сначала в одну сторону коридора, затем в другую. Коридор был пуст, дверь открыта, а придурок конвоир куда-то ушел. Похоже, тебе, Паровозик, поперло. Володя сплюнул и пошел к выходу.

Игорь полил фиалки и, отерев руки, поспешил за стол. Открыл ноутбук и включил видео. Камеры в допросной снимали без звука, только для того, чтобы пресечь насилие над задержанными. Но Игорю и не нужен был звук. Он и так помнил каждое слово, произнесенное Тутуевым или тем, кто в него вселился. Савельев всматривался в каждое движение парня. Ничего. Ничего, что могло бы помочь ему понять. «А что понять-то? А, Савельев? Черт-те что. Ты и впрямь подумал, что в парня кто-то вселился?» Ну, можно сказать и так. Нормальный человек не может обмотать гирляндой девушку, которую он полчаса назад ласкал. В таких случаях говорят, что в него вселился бес. Все так, да не так. Игорь буквально кожей чувствовал, что с Тутуевым что-то происходило. Конечно, это могло быть обычным помешательством. Еще бы, у тебя на глазах погибает человек. Игорь вздохнул и включил запись снова.

На шестнадцатой секунде Савельева привлекло странное свечение за спиной Тутуева. Игорь всмотрелся. Задержанный будто сидел в оболочке – тонкий контур окружал все его тело. Савельев вспомнил, что именно тогда парень выглядел зловеще, смотрел исподлобья и шептал какие-то поговорки. Вдруг светящийся контур выпрямился и отделился от человека, как если бы душа отделилась от тела. Светящийся силуэт человека постоял какое-то время и направился на камеру. Тем временем Тутуев воспрял. Игорь вспомнил, что он ему сказал в тот момент:

– Я ее не убивал!

Силуэт подошел к камере, и картинка пропала. Вот тогда-то и прозвучала последняя невнятная фраза:

– Шобаке шобачья шмерть.

Что это значило? Нет, конечно, понятно, что это фраза: «Собаке собачья смерть». Но почему тот, другой Тутуев, намеренно коверкал слова? Загадка, к сожалению, не единственная в этом деле.

Савельев включил видео сначала. Досмотрел до момента, когда светящийся силуэт покидает тело парня, и нажал паузу. Игоря ждало новое открытие – этот силуэт принадлежал другому человеку. Он был шире в плечах и ниже ростом. Голова была правильной круглой формы. Либо человек, которому принадлежал силуэт, зачесывал волосы назад, либо был лыс, как живот пупсика. В общем, как ни крути, в Тутуева что-то вселилось. Что-то агрессивное и шепелявое.