Стивен Кинг - Противостояние.Том I

Это был портативный фонограф в пластиковом корпусе, придуманный специально для тринадцати-четырнадцатилетних девчонок, чтобы они могли брать его с собой на пляж или пикничок на лужайке. Такие фонографы хранили в своей памяти сорок пять песен из репертуара «Озмондз», Лейфа Гарретта, Джона Траволты, Шона Кассиди. Она неотрывно смотрела на него и чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Что ж, — сказала она, — давай проверим, работает ли он.

Фонограф работал. И без малого четыре часа они просидели на разных краях дивана перед стоявшим на кофейном столике фонографом. Лица их светились тихой грустью, когда они зачарованно слушали, как музыка мертвого мира заполняет летнюю ночь.

Поначалу Стю принял этот звук как должное, он был совершенно естественным для ясного летнего утра. Стю только что миновал городок Саут-Райгит, штат Нью-Хэмпшир, и теперь дорога пролегала по чудной местности, поросшей вязами; сквозь их листву солнце пробивалось на дорогу веселой россыпью ярких дрожащих монеток. По обеим сторонам шоссе рос густой кустарник: яркий сумах, серо-голубой можжевельник и еще полным-полно других кустов, названий которых он просто не знал. Их обилие все еще поражало его глаз, привыкший к скудному ландшафту Восточного Техаса, где придорожная растительность и близко не баловала подобным разнообразием. Слева то выныривала, то пряталась в зарослях древняя каменная стена, а справа весело журчал ручеек. То и дело в кустах шевелились маленькие зверьки (вчера же он буквально остолбенел при виде крупной оленихи, стоявшей на белой разделительной линии шоссе 302 и принюхивавшейся к утреннему воздуху), раздавались хриплые крики птиц. И на всем этом фоне лай собаки звучал как самая обычная и естественная вещь на свете.

Он прошагал почти милю, прежде чем ему пришло в голову, что собака, судя по звуку, лающая уже ближе, могла оказаться не такой уж обычной. С тех пор как он выбрался из Стовингтона, ему встречалось великое множество дохлых собак, но ни одной живой. Что ж, подумал он, грипп убил большинство, но не всех людей. Стало быть, он точно так же убил большинство, но не всех собак. А эта, наверное, теперь здорово боится людей. Почуяв его, она скорее всего заползет обратно в кусты и станет истерически облаивать его, пока он не уберется с ее территории.

Стю поправил лямки своего рюкзака и получше свернул подложенные под каждую из них носовые платки. За три дня ходьбы с его ботинок «Джорджиа Джайентс» слетел весь лоск новизны. На голове у него была легкомысленная красная фетровая шляпа с широкими полями, а за плечами висел армейский карабин. Он сомневался, что нарвется на мародеров, но все же в голове крутилась смутная мысль, что неплохо иметь при себе ружье. Может быть, посчастливится разжиться свежим мясом. Правда, вчера он повстречал свежее мясо, причем разгуливавшее на собственных ногах, но был слишком поражен и восхищен этим зрелищем, чтобы даже подумать о выстреле.

Устроив рюкзак поудобнее, он двинулся дальше. Собачий лай раздавался уже совсем близко, словно пес был за ближайшим поворотом. «Может, я все-таки увижу его», — предположил Стю.

Он выбрал путь на восток по 302-му шоссе, поскольку полагал, что рано или поздно оно выведет его к океану. Он заключил с собой своего рода сделку: «Когда я доберусь до океана, я решу, что делать дальше. А до того я вообще не стану думать о будущем». Его пешая прогулка — он шел уже четвертый день — сделалась чем-то вроде оздоровительной процедуры. Он размышлял о том, как бы раздобыть десятискоростной велосипед или мотоцикл, на котором он смог бы пробираться сквозь возможные завалы на дорогах, но вместо этого решил идти пешком. Он всегда обожал ходьбу, и все его тело молило о физической нагрузке. До побега из Стовингтона он просидел взаперти около двух недель и теперь чувствовал себя явно не в форме. Он полагал, что через некоторое время такое медленное продвижение станет раздражать его, и он достанет велосипед или мотоцикл, но сейчас ему хотелось просто идти на восток по этой дороге, разглядывая все, что заблагорассудится, делая привалы, когда пожелается, и ложась подремать в полдень — самое жаркое время дня. Это шло ему на пользу. Мало-помалу безумные метания в поисках выхода тускнели в его памяти, превращаясь из жуткого кошмара, от которого кожа покрывалась холодным потом, в нечто уже прошедшее. Труднее всего было стряхнуть с себя воспоминания об ощущении, что его кто-то преследует. В первые две ночи пути ему все время снилась последняя схватка с Элдером, когда тот явился выполнить данный ему приказ. В этих снах Стю каждый раз запаздывал со стулом. Элдер уворачивался от удара, нажимал спусковой крючок своего пистолета, и Стю чувствовал тяжелый, хотя и безболезненный удар в грудь начиненной свинцом боксерской перчатки. Сон повторялся снова и снова, пока он не просыпался утром весь разбитый, хотя даже не замечал этого, радуясь, что жив. В последнюю ночь кошмаров не было. Он надеялся, что ходьба понемногу выведет эту отраву из организма, и тогда он сумеет лучше обдумать планы на будущее, независимо от того, доберется он к тому времени до океана или нет.

Он прошел поворот шоссе и увидел собаку — рыжеватого ирландского сеттера. При виде Стю пес радостно залаял и бросился вверх по дороге, клацая когтями по асфальту и бешено виляя хвостом. Он подпрыгнул и уперся передними лапами в живот Стю с такой силой, что заставил того сделать шаг назад.

— Здорово, малый, — ухмыльнулся Стю.

Пес залился радостным лаем при звуке его голоса и снова подпрыгнул.

— Коджак! — раздался строгий голос, и Стю, вздрогнув, оглянулся. — Отстань! Оставь человека в покое! Ты измажешь ему всю рубашку! Глупая собака!

Коджак снова встал на все четыре лапы и обошел Стю вокруг, поджав хвост. Однако хвост продолжал радостно подергиваться, и Стю решил, что собачьего артиста из этого пса не получится.

Теперь Стю заметил владельца голоса и, похоже, Коджака. Мужчину лет шестидесяти, в потрепанном свитере, старых серых штанах и… берете. Тот сидел на вертящемся стуле и держал в руке палитру с красками. Перед ним стоял мольберт с натянутым холстом.

Он встал, положил палитру на вертящийся стул (Стю расслышал, как он пробормотал себе под нос: «Не забыть бы про нее и не сесть на краски») и пошел к Стю, протягивая руку. Его пушистые седеющие волосы, выбивающиеся из-под берета, слегка развевал слабый ласковый ветерок.

— Надеюсь, вы не станете выкидывать дурацкие фокусы с этим ружьем, сэр. Глен Бейтман, к вашим услугам.

Стю сделал шаг вперед и пожал протянутую руку (Коджак опять разыгрался и стал скакать вокруг Стю, но не отваживался вновь прыгнуть на него).