Дин Кунц - Шорохи

– О боже!

– Тони не ранен.

– Вы уверены?

– Всего лишь несколько царапин.

– Он в больнице?

– Нет. С ним действительно все в порядке.

Ей чуточку полегчало.

– Тогда в чем дело?

Майкл в двух словах объяснил, что произошло. Убитым мог оказаться Тони! Хилари чуть не стало плохо.

– Тони принял это очень близко к сердцу, – продолжал Майкл. – Когда они с Фрэнком начинали работать вместе, они никак не могли приспособиться один к другому. Но в последнее время все наладилось. Они лучше узнали друг друга. Стали настоящими друзьями.

– Где сейчас Тони?

– У себя дома. Стрельба случилась в полдвенадцатого. С двух часов Тони сидит у себя в квартире. Я только что оттуда. Хотел остаться, однако Тони настоял, что мне пора возвращаться в ресторан. Я предложил ему поехать со мной, но он не захотел. Нужно, чтобы рядом с ним сейчас был кто-нибудь близкий.

– Я еду, – решительно сказала она.

– Я надеялся услышать это от вас.

Хилари забежала в ванную освежиться и быстро переоделась. Пришлось подождать с четверть часа, пока мастер заканчивал с телефонами. Никогда еще пятнадцать минут не тянулись для нее так долго.

В машине ей вспомнились ее ощущения, когда она заподозрила, что несчастье случилось с Тони. Ее всю заполнило чувство непоправимой утраты.

Вчера ночью, перед тем как заснуть, она спорила сама с собой, любит ли она Тони. Может ли вообще кого-нибудь любить – после физических и нравственных мук, перенесенных в детстве? И после того, как узнала о чудовищной двойственности человеческой натуры. И как можно любить человека, которого знаешь всего несколько дней? Спор остался неоконченным, но сейчас ей стало ясно: она боялась потерять Тони, как никогда и никого на свете.

Тони жил на втором этаже двухэтажного здания. На балконе печально позвякивали стеклянные колокольчики.

При виде Хилари он ничуть не удивился.

– Это Майкл позвонил вам?

– Да. Почему вы не сделали этого сами?

– Наверное, он сказал, что я – безнадежная развалина. Как видите, он сильно преувеличил.

– Он беспокоился о вас.

– Я справлюсь, – выдавил из себя Тони.

Как он ни пытался скрывать свои чувства, Хилари заметила его затравленный взгляд. Ей безумно хотелось обнять и утешить его, но она и в обычных-то ситуациях не особенно ловко чувствовала себя с людьми, а теперь и подавно. Кроме того, Тони явно не хотел, чтобы его утешали.

– Я справлюсь, – повторил он.

– Я все-таки могу войти?

– Конечно. Извините.

Тони занимал небольшую холостяцкую квартиру с одной спальней. Зато здесь была просторная, хорошо проветренная гостиная окнами на север.

– Окна с северной стороны – очень удачно для художника, – заметила Хилари.

– Поэтому я и выбрал эту квартиру.

Гостиная больше походила на студию. На стенах висело около дюжины картин. Остальные стояли на полу – их было не меньше шестидесяти или семидесяти. На двух мольбертах ждали еще не законченные работы.

– Я собирался напиться до потери сознания, – признался Тони, – и как раз приступил, когда вы позвонили. Хотите составить мне компанию?

– Что вы пьете?

– «Бурбон».

– Мне то же самое.

Пока Тони на кухне готовил напитки, Хилари рассмотрела картины. Некоторые из них были написаны в ультрареалистической манере: все детали до того скрупулезно выписаны, что картины напоминали фотографии. Другие были исполнены в духе сюрреализма и приводили на память выдающихся мастеров – Дали, Эрнста, Миро, однако все-таки отличались от их полотен. Чувствовалась творческая индивидуальность Тони, его неповторимое художественное видение.

Он принес два стакана «бурбона». Хилари сказала:

– Твои работы будят воображение.

– Правда?

– Майкл совершенно прав: ты запросто сможешь продать их.

– Мечтать не вредно.

– Если бы ты дал себе шанс…

– Как я уже сказал, ты очень добра, но ты не специалист.

Тони все еще не пришел в себя. Его голос звучал монотонно и почему-то привел на память сухое дерево. Из него как будто ушла жизнь. Хилари решила подколоть его, чтобы немного встряхнуть.

– Ты считаешь, что ты такой умный, а на самом деле просто глупый упрямец. Ты прямо слепец, когда речь идет о твоем творчестве.

– Я всего лишь любитель.

– Иногда ты становишься невыносим.

– Мне не хочется говорить о живописи.

Тони включил стерео. Бетховен в исполнении Орманди.

Он сел на диван. Хилари тоже.

– А о чем хочется?

– О фильмах.

– Честно?

– Или о книгах.

– Ты уверен?

– Или о театре.

– На самом деле ты хочешь рассказать мне, что случилось.

– Нет. Это – меньше всего.

– Тони, тебе необходимо выговориться. Как ни тяжело.

– Мне необходимо забыть об этом, выбросить из головы.

– Не изображай из себя черепаху. Неужели ты думаешь, что сможешь втянуть голову под панцирь и спрятаться от всего света?

– Вот именно.

– На прошлой неделе у меня было точно такое же настроение, но ты сказал, что человек в горе не должен замыкаться в себе.

– Я ошибался.

– Нет, ты был прав!

Тони закрыл глаза.

– Может быть, мне уйти? – спросила Хилари. – Тогда скажи. Я не обижусь.

– Останься, пожалуйста.

– Хорошо. Так о чем мы будем говорить?

– О Бетховене. И о «бурбоне».

– Ладно.

Они молча сидели рядышком на диване, откинув головы назад, с закрытыми глазами, слушая музыку и потягивая напиток. Солнце окрасило комнату сначала в янтарный, а затем в тускло-оранжевый цвет. Потом стемнело.

В понедельник, ближе к вечеру, Аврил Таннертон обнаружил, что в «Вечном покое» кто-то побывал. Он сделал это открытие после того, как спустился в подвал, где оборудовал себе мастерскую. Стекло одного из окон было оклеено клейкой лентой, а затем выбито, чтобы налетчик мог добраться до задвижки. Очевидно, это произошло в то время, когда Таннертон был у Хелен Виртильон в Санта-Розе. И, похоже, грабитель знал, что дом не охраняется.

Грабитель?

Ни на первом, ни на втором этажах ничего не пропало. Даже коллекция старинных монет. Даже дорогостоящие ружья.

Здесь, в мастерской, справа от разбитого окна, хранились инструменты стоимостью в пару тысяч долларов. Таннертон взглянул в ту сторону и убедился, что они на месте.

Ничего не украдено. Не совершено ни одного акта вандализма.

Что же это за грабитель и что ему нужно было в этом доме?

Он посмотрел по сторонам и вдруг обнаружил, что кое-чего действительно не хватает. Исчезли три пятидесятифунтовых мешка с цементом, оставшиеся после ремонта крыльца.

Почему вор не тронул дорогое оружие, ценные монеты и все прочее, что представляло ценность, а позарился на три мешка цемента?

Таннертон почесал в затылке.

– Уму непостижимо.