Дин Кунц - Шорохи

Тони с минуту смотрел на него, не зная, что сказать. И вдруг сам собой пришел вопрос:

– Вы верующий, мистер Хардести?

– В начале своей работы здесь я не верил в бога. А вот теперь верю. Да, я определенно верующий.

Когда Тони сел за руль своего джипа и захлопнул дверцу со стороны водителя, Хилари спросила:

– Ну, что? Он бальзамировал Фрая?

– Хуже.

– Что может быть хуже?

– Тебе лучше не знать.

Он посвятил ее в историю с телефонным звонком человека, назвавшегося Бруно Фраем.

– Ах, – вырвалось у Хилари. – Забудь то, что я говорила о массовой шизофрении. Вот доказательство!

– Доказательство чего? Что Фрай жив? Этого не может быть. В дополнение ко всем прочим вещам, о которых мне противно упоминать, его набальзамировали. Какая уж тут кома, если все вены и артерии забиты бальзамирующей жидкостью?

– Но, по крайней мере, этот звонок доказывает, что происходит что-то из ряда вон выходящее.

– Не обязательно, – сказал Тони.

– Недостаточно, чтобы убедить твоего капитана?

– Гарри Лаббок сочтет этот звонок выходкой сумасшедшего.

– Но голос!..

– Гарри на это не клюнет.

Хилари вздохнула.

– Что же дальше?

– Нужно хорошенько подумать. Посмотреть на проблему с разных сторон и убедиться, что мы ничего не упустили из виду.

– Мы не могли бы подумать за обедом? – спросила она. – Я умираю от голода.

– Где бы ты хотела пообедать?

– Поскольку у нас обоих тот еще вид, предлагаю что-нибудь потемнее и поуединеннее.

– Отдельный кабинет в баре «Кейси»?

– Замечательно.

Катя по направлению к Вествуду, Тони думал о Хардести и о том, что он прав и в каком-то смысле мертвые – не совсем мертвые.

Бруно Фрай растянулся на заднем сиденье своего «Доджа» и попытался уснуть.

Это был не тот фургон, в котором он прибыл в Лос-Анджелес на прошлой неделе. Та машина оказалась в руках полиции. Официально она числится за Джошуа Райнхартом – душеприказчиком и управляющим его поместьем; теперь ему приходится улаживать имущественные дела. Новый фургон был не серым, как тот, а темно-синим, с ярко-белыми полосами. Накануне Фрай приобрел его в автомобильном салоне в Сан-Франциско. Отличная машина!

Вчера он почти весь день провел за рулем и приехал в Лос-Анджелес поздно вечером. И сразу направился к коттеджу Кэтрин в Вествуде.

Она теперь звалась Хилари, но он-то знал, что это Кэтрин.

В очередной раз явившаяся с того света.

Поганая сука.

Он вломился в дом, но ее не оказалось. Наконец перед рассветом она заявилась домой, и он чуть не прикончил ее. Откуда могла взяться полиция?

В течение последних пяти часов он пять раз проезжал мимо ее коттеджа и не заметил ничего особенного. Он не знал, дома ли она.

Он пребывал в растерянности. Мысли путались, он не представлял, что делать дальше, где ее искать. Постепенно в мозгу воцарился хаос. Он чувствовал себя растерянным, сбитым с толку, потерявшим контроль над собой – хотя и не притрагивался к спиртному.

Устал. Господи, как он устал. Он не спал с самой воскресной ночи. Если бы можно было хоть чуточку поспать, к нему вернулась бы ясность мысли.

И он снова отправится ее искать. Отрубит ей голову. Вырвет сердце и пронзит деревянным колом. Умертвит ее раз и навсегда.

Но сначала нужно поспать.

Он лег на пол, радуясь тому, что солнце проникало в фургон сквозь ветровое стекло. Темнота пугала его.

Рядом лежало распятие. И пара острых кольев.

Он набил холщовые мешочки чесноком и развесил их над всеми дверцами.

Эти амулеты должны были оградить его от колдовских чар Кэтрин, но они были бессильны перед кошмарами. Сейчас он уснет и проснется от кошмарного сна, с застрявшим в горле криком. А потом, как обычно, не сможет вспомнить, что ему снилось. Но в момент пробуждения явственно услышит шорохи, и мерзкие твари поползут по всему телу, по лицу… Через пару минут это ощущение исчезнет, и он будет яростно жалеть о том, что не умер.

Фрай испытывал ужас перед сном, но и бешеную потребность в нем.

Он закрыл глаза.

Как обычно, в баре «Кейси» гремела музыка. Но в глубине зала было несколько закрытых кабинетов, где ее почти не было слышно.

Через какое-то время Хилари оторвалась от еды и заявила:

– Кажется, я знаю, в чем дело.

Тони положил свежий сандвич на тарелку.

– То есть?

– У Фрая должен быть брат.

– Брат?

– Это все объясняет.

– Ты считаешь, что в четверг ты убила Бруно Фрая и теперь его брат явился отомстить тебе?

– Такое сходство встречается только у братьев.

– А голос?

– Почему бы им не унаследовать одинаковый голос?

– Возможно, низкий тембр может передаваться по наследству, – заметил Тони, – но как быть с тем особым дребезжанием? Ты сама сказала, что скорее всего это следствие перенесенной в детстве травмы.

– Значит, я ошиблась. Или оба брата родились с одним и тем же дефектом.

– Один шанс из миллиона.

– И все-таки он существует.

Тони выпил пива и продолжил:

– Предположим, братья унаследовали одно и то же телосложение, черты лица, цвет глаз, голос. Но один и тот же маниакальный психоз?

Хилари тоже хлебнула пива и ненадолго задумалась. Потом сказала:

– Некоторые виды умственного расстройства являются продуктом воздействия окружающей среды.

– Раньше господствовала такая теория. Теперь в этом не так уж уверены.

– Ради моей гипотезы попробуем временно принять, что психические отклонения могут быть результатом воздействия окружающей среды. Братья растут в одной семье, их воспитывают одни родители. Почему бы у них не развиться одинаковому психозу?

Тони поскреб подбородок.

– Может быть. Помню, когда нам преподавали психологию, то приводили один пример, как у матери и дочери были совершенно одинаковые проявления шизофрении.

– Ну вот! – взволнованно воскликнула Хилари.

– Это был единственный случай.

– Вот тебе еще один.

– Что ж, об этом стоит подумать.

Они продолжали есть.

Вдруг Тони осенило:

– Черт побери! Я только что вспомнил одну вещь, которая пробивает солидную брешь в твоей гипотезе.

– Да?

– Ты читала газеты за пятницу и субботу?

– Не все, – призналась Хилари, – понимаешь… как-то странно читать о себе как о жертве покушения. С меня хватило одной статьи.

– Помнишь, что в ней было написано?

Хилари наморщила лоб и вдруг вспомнила:

– Да. У Фрая не было братьев.

– Ни братьев, ни сестер. Вообще никого. После смерти матери он остался единственным наследником винодельни. Последним представителем рода Фраев.

Хилари было нелегко отказаться от своей догадки. Такое объяснение казалось ей единственно разумным. Но как быть с возникшим противоречием?

Под конец обеда Тони сказал: