Дин Кунц - Мертвый и живой

Эрике Пятой однозначно дали понять, что книги опасны, что в мире нет ничего более опасного, во всяком случае, для жены Виктора Гелиоса. Эрика не знала, правда ли это, но не сомневалась: начни она читать книги, ее жестоко накажут, а то и уничтожат.

Какое-то время, сидя за столом, она и тролль с интересом разглядывали друг друга. Она пила коньяк, он – белое вино, бутылку которого Эрика ему дала. По веской причине она молчала, а он, казалось, с пониманием и сочувствием относился к тому положению, в которое он поставил ее несколькими словами, произнесенными ранее.

В первый раз подойдя к окну, прижавшись к стеклу лбом, глядя на нее, сидящую на крыльце (до того, как Эрика собрала ему корзинку), тролль представился: Харкер.

– Эрика, – ответила она, указав на себя.

Его улыбка тогда показалась ей отвратительной раной. Эрика не сомневалась, что ничего бы не изменилось, если бы он вновь улыбнулся, потому что от более близкого знакомства такие лица красивее не становились.

Идеальной хозяйке полагалось радушно принимать любого гостя, каким бы он ни был уродом, вот Эрика и продолжала смотреть на него сквозь стекло, пока тролль не произнес: «Ненавижу его».

Они оба не коснулись первого визита тролля. Время шло, но молчание нисколько не мешало им при их второй встрече наедине.

Эрика не решалась спросить, кого он ненавидит, потому что, если бы он произнес имя ее создателя, ей бы пришлось, следуя заложенной в нее программе, самой задержать его и посадить под замок или предупредить кого положено об опасности, которую он из себя представлял.

Из-за того, что она сразу не выдала тролля, ее могли избить. С другой стороны, если бы она его выдала, ее все равно могли избить. В этой игре четких правил не было. А кроме того, все правила касались только ее, никак не связывая Виктора.

В этот час все слуги находились в общежитии, расположенном в глубине поместья, скорее всего, предавались энергичному, зачастую и жестокому сексу: только таким способом Новым людям дозволялось снимать напряжение.

Виктор любил проводить ночи в одиночестве. Эрика подозревала, что спал он мало, если вообще спал, но не знала, почему с такой серьезностью муж относился к ночному уединению. Наверное, и не хотела знать.

Барабанная дробь дождя по крыше и окнам придавала молчанию на застекленном крыльце оттенок уюта, даже интимности.

– У меня очень хороший слух, – наконец заговорила Эрика. – Если я услышу чьи-то шаги, то задую свечку, и ты сможешь тут же выскользнуть за дверь.

Тролль согласно кивнул.

– Харкер, – произнес он.

Не прошло и двадцати четырех часов с того момента, как Эрика Пятая вышла из резервуара сотворения, но она уже все знала о жизни мужа и его достижениях. События каждого его дня загружались в мозг пребывающей в резервуаре жены, чтобы она могла в полной мере понимать его величие и осознавать, какое раздражение вызывает у величайшего гения несовершенство окружающего мира.

Эрика, как и другие ключевые Альфы, также знала имена всех Альф, Бет, Гамм и Эпсилонов, выращенных в «Руках милосердия», и характер работы, которую они выполняли для своего создателя. Следовательно, фамилию Харкер ей уже доводилось слышать.

Несколькими днями раньше, до того, как с ним что-то начало происходить, Альфа, которого звали Джонатан Харкер, служил детективом отдела расследования убийств Управления полиции Нового Орлеана. В столкновении с двумя другими детективами этого отдела, Старыми людьми О’Коннор и Мэддисоном, клон настоящего Харкера погиб: сначала в него несколько раз выстрелили из помповика, а потом он упал с крыши.

Но правда была куда более странной, чем официальная ложь.

Прошлым днем, между двумя избиениями Эрики, Виктор провел вскрытие Харкера и обнаружил, что большей части торса Альфы нет. Мышцы, внутренние органы, некоторые кости отсутствовали. Исчезло порядка пятидесяти фунтов массы Альфы. Плюс к этому из тела торчала обрезанная пуповина, предполагающая, что внутри Харкера кто-то жил, кормился его телом, а потом отделился от своего хозяина после падения с крыши.

Теперь же Эрика маленькими глотками пила коньяк. А тролль – вино.

– Ты вырос в Харкере? – спросила она.

Отражаясь от граней подсвечника, свет делился на квадраты, прямоугольники, треугольники, которые превращали лицо тролля в мозаику красных оттенков.

– Да, – проскрипел он. – Я – из того, кем был.

– Харкер мертв?

– Кем он был, мертв, но я – кто он был.

– Ты – Джонатан Харкер?

– Да.

– Не просто существо, которое выросло в нем, как раковая опухоль?

– Нет.

– Он понимал, что ты растешь в нем?

– Он, кто был, знал обо мне, который есть.

По десяткам тысяч литературных аллюзий (по ним Эрика могла пробежаться в мгновение ока, чтобы подобрать наиболее подходящую) она знала: если в сказках тролли, или карлики, или другие подобные существа начинали говорить загадками или как-то витиевато – жди от них беды. Тем не менее она чувствовала какую-то близость с этим существом и доверяла ему.

– Могу я называть тебя Джонатан?

– Нет. Зови меня Джонни. Нет. Зови меня Джон-Джон. Нет. Не так.

– Так как же мне тебя называть?

– Ты узнаешь мое имя, когда мое имя станет известно мне.

– У тебя остались все воспоминания и знания Джонатана?

– Да.

– Изменения, через которые ты прошел, были неконтролируемыми или намеренными?

Тролль на мгновение еще сильнее сжал безгубый рот.

– Он, кто был, думал, что-то происходит с ним. Я, кто есть, осознаю, он сделал так, чтобы это случилось.

– Подсознательно ты отчаянно хотел стать кем-то другим, не Джонатаном Харкером.

– Джонатан, который был… он хотел быть самим собой, стать не таким, как Альфа.

– Он хотел оставаться человеком, но выйти из-под контроля своего создателя, – истолковала слова тролля Эрика.

– Да.

– В итоге ты покинул тело Альфы и стал… какой ты теперь.

Тролль пожал плечами.

– Как видишь.

Из-за декоративной пальмы, растущей в кадке на веранде дома Арсеню, Баки Гитро наблюдал, как его обнаженная жена легонько стучит в окно семейной гостиной. Переминался с ноги на ногу, такой возбужденный, что не мог устоять на месте.

Вероятно, Джанет не услышали. Она постучала громче.

Мгновением позже юный Чарльз Арсеню, потенциальный интернет-предприниматель, появился у окна. Удивлению, отразившемуся на его лице при виде обнаженной соседки, мог бы позавидовать и мультяшный персонаж.

Старый человек подумал бы, что Чарльз выглядит комично, и, наверное, рассмеялся. Баки принадлежал к Новой расе, а потому не нашел в происходящем ничего комичного. Удивление, написанное на лице Арсеню, только усилило желание Баки увидеть, как Чарльза рвут на части, калечат, убивают. Но ненависть Баки к Старым людям была столь велика, что желание убивать усилилось бы, независимо от того, какая из эмоций отразилась на лице молодого парня.