Дин Кунц - До рая подать рукой

Кертис боится что-либо сказать, но Гэбби, похоже, вот-вот вновь начнет барабанить по рулю, если мальчик и дальше будет молчать. Поэтому, безо всякого желания спорить, лишь для того, чтобы высказать альтернативное мнение и завязать приятный разговор, который уменьшит волнение сторожа и скорость «Маунтинира», он обрывает затягивающуюся паузу:

– Вы уж не обижайтесь, сэр, но мне кажется, что сапоги у Роя Роджерса не такие уж и модные.

К облегчению Кертиса, Гэбби поворачивает голову, чтобы глянуть в ветровое стекло, но тут же вновь смотрит на него, а внедорожник прибавляет в скорости.

– Мальчик, ты помнишь, как возле насоса я спросил тебя, ты глупый или что?

– Да, сэр, я помню.

– И помнишь, что ты ответил?

– Да, сэр, я ответил: «Полагаю, или что».

– Даже если последний дурак вновь задаст тебе этот вопрос, я советую тебе ответить: «Я глупый». – Он барабанит рукой по рулю и выдает очередную гневную тираду: – Засуньте мне в задницу бутылку и назовите меня Янки Дудлом [51]! Вот я воюю сейчас со всем этим гребаным государством, с их бомбами, танками и сборщиками налогов, все потому, что ты заявляешь, будто они убили твоих родителей, а теперь я вижу, что ума у тебя не больше, чем у цыпленка, и, возможно, государство и не убивало твоих стариков.

В ужасе от того, что его неправильно поняли, борясь со слезами, готовыми хлынуть из глаз, Кертис спешит поправить сторожа:

– Сэр, я никогда не говорил, что государство убило моих стариков.

Вне себя от ярости, Гэбби ревет:

– Отрежь мне ко-джонес и назови меня принцессой, но только не говори, что ты этого не заявлял!

– Сэр, я заявлял, что самые худшие выродки убили моих стариков – не государство.

– Да разве есть более худшие выродки, чем государство?

– О, сэр, эти гораздо хуже.

Желтый Бок елозит по коленям Кертиса. Жалобно повизгивает, с черного носа на руки мальчика капает ледяной пот, он чувствует, что ей хочется облегчиться. Посредством телепатического канала мальчик – собака он убеждает ее держать под контролем мочевой пузырь, но тут же вспоминает: их отношения как собака – мальчик, так и мальчик – собака, то есть телепатический канал, – улица с двусторонним движением и, если не проявить осмотрительности, ее желание сделать пи-пи быстро станет его желанием. Он без труда может представить себе катастрофу, которая разразится, если он и собака одновременно описаются в новом «Меркурии» Гэбби, потому что в этом случае сторожа обязательно хватит удар и он более не сможет управлять внедорожником, мчащимся на громадной скорости.

Впервые после инцидента в ресторане на стоянке грузовиков мальчик теряет уверенность в том, что может перевоплотиться в Кертиса Хэммонда. А без уверенности в своих силах ни один беглец не сможет создать убедительный образ-ширму, за которой его никто не заметит. Уверенность в себе – ключ к выживанию. Устами матери глаголет истина.

Гэбби опять что-то вещает, «Меркурий Маунтинир» трясется и стонет, как выходящий на орбиту космический челнок, и, несмотря на рев двигателя, что-то из только что сказанного сторожем вдруг соотнеслось в голове мальчика со словами Гэбби, услышанными раньше. Кертис в отчаянии хватается за возможность изменить направление разговора и предпринимает попытку вернуть более дружескую тональность, от которой они, к его великому сожалению, ушли.

Согласно фильмам, большинство американцев всегда стремится не только улучшить свою жизнь, но и постоянно работают над собой, повышают свой интеллектуальный уровень. А поскольку фильмы доказали свое право считаться надежным источником информации, Кертис прерывает монолог Гэбби с намерением преподать ему урок лингвистики, за который сторож не может не поблагодарить его.

– Сэр, причина, по которой я вас не понял, состояла в том, что вы неправильно произнесли слово. Вы имели в виду яички.

Если раньше на очень подвижном лице Гэбби отражалось удивление, то теперь он, должно быть, поражен до крайности, потому что брови не просто поднимаются, но сходятся на середине лба, глаза вылезают из орбит, морщинки растягиваются, борода топорщится. Выразить большего изумления его лицо просто не способно.

Кертис понимает, что Гэбби вот-вот разразится гневной тирадой, и спешит докончить свою мысль:

– Сэр, вы сказали «ко-джонес», тогда как имели в виду «ко-хо-найс». Cojones [52]. Вы произнесли по-английски испанское слово, которое должно звучать иначе, потому что одинаковые буквы в этих двух языках произносятся по-разному. Если бы вы…

– Будь прокляты все дьяволы от ада до Абилина [53]! – ревет Гэбби и в отвращении отворачивается от Кертиса, что, с одной стороны, хорошо, а с другой – плохо. Хорошо, потому что он наконец-то смотрит на расстилающееся перед ними соляное озеро. Плохо, потому что рано или поздно, вне себя от нанесенного ему оскорбления, он вновь посмотрит на Кертиса, и вот тогда сырость точно отделится от воды.

Как сырость на воде .

Кертис вспоминает еще что-то, пусть незначительное, но важное, однако не решается поделиться своим открытием с разозленным сторожем. Он полностью потерял веру в свои способности наладить отношения с другим человеком. Теперь он убежден, что любое сказанное им слово, даже произнесенное самым дружелюбным тоном, будет неправильно истолковано и вызовет яростное ругательство Гэбби, такое громкое, что окна «Маунтинира» разлетятся вдребезги.

Неудача мальчика в попытках поддержать разговор выливается в короткую паузу. Сторож, который, выкрикнув «Абилин», какое-то время мог лишь шумно дышать, атакует уже не государство, а Кертиса.

– Наглый, плюющий в глаза, неблагодарный, самодовольный маленький панк! Может, я не заканчивал гарвардского колледжа, может, у меня не было возможностей тех, кто рождается с серебряной ложечкой во рту, но с того времени, как я обхожусь без ползунков, я знаю, что критиковать старших нехорошо. Не тебе учить меня, как произносить ко-джонес, если твоя жалкая пара ко-джонес размерами не превосходит двух горошин!

Продолжая орать, Гэбби наконец отпускает педаль газа, и «Маунтинир» сбрасывает скорость. Может, он решил остановиться, чтобы высадить Кертиса и собаку и дальше ехать одному.

В данный момент, даже если бы они были в лодке посреди бушующего моря, мальчик беспрекословно прыгнул бы за борт. Поэтому он не собирается спорить, если его высадят посреди соляного озера. Более того, он бы только приветствовал такой вариант. У него уже нет сил для того, чтобы одновременно подавлять отчаяние беглеца, изображать из себя человека, успокаивать маленькую собачку и при этом общаться на непонятном ему диалекте. Он чувствует, что голова у него вот-вот разорвется или произойдет что-то еще более худшее и неприятное.