Стивен Кинг - Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]

— И она тебе рассказала…

— Все, что знала. Она в доме для престарелых в Нью-Хэмпшире, и, по-моему, никто не слушал ее годами. Я спросил ее, правда ли, что Губи Марстен был наемным убийцей в бостонском округе, и она кивнула. «Сколько?» — спросил я, и она помахала у меня перед глазами всеми десятью пальцами несколько раз.

— Боже!

— Бостонская мафия начала нервничать в 1927-м, — продолжал Бен. — Два раза Губи допрашивала полиция. Первый раз — в Бостоне по поводу убийства какого-то гангстера, и его отпустили через два часа. Второй раз — в Мэльдене — дело было хуже. Речь шла об убийстве двенадцатилетнего мальчика. Труп был выпотрошен.

— Бен! — она осеклась.

— Боссы Марстена выручили его (наверное, он знал о них слишком много), но в Бостоне Губи кончился. Вот тогда он перебрался в Салем Лот и залег. Не выходил из дому. По крайней мере, мы так думаем.

— О чем ты?

— Я кучу времени убил в библиотеке, просматривая старые номера здешних газет. С 1928-го по 1939-ый пропали четыре ребенка. Не то чтобы в этом было что-то необычное. Дети тонут, замерзают, падают в гравийные карьеры. Жаль, но случается.

— Ты считаешь, что там было что-то другое?

— Я не знаю. Но ни одного из этих четырех не нашли. Никакой охотник не наткнулся на скелет, никакой бульдозерист не выкопал его из гравия. Губерт и Бидди жили в доме одиннадцать лет, и в это время исчезали дети. Ты спросила, о чем моя книга. Коротко: она о возвратной силе зла.

Она схватила его за руку:

— Ты же не думаешь, что Ральфи Глик?..

— Был схвачен мстительным духом Губерта Марстена, который возвращается к жизни раз в три года в полнолуние?

— Да, что-то вроде…

— Не спрашивай меня, если хочешь, чтобы тебя успокоили. Не забывай, я тот ребенок, который открыл дверь в спальню на верхнем этаже и увидел, как он висит на балке.

— Это не ответ.

— Да, не ответ. Позволь мне сказать тебе еще кое-что, прежде чем я объясню тебе, что я думаю. Минелла Кори сказала мне, что в мире есть злые люди. Действительно злые, по-настоящему. Иногда мы слышим о них, но чаще они действуют в полной неизвестности. Она сказала, что на ее долю досталось проклятие знать двух таких людей. Один — Адольф Гитлер. Другой — ее зять Губерт Марстен. — Он помолчал. — Она рассказала, что в день смерти своей сестры была в трехста милях отсюда — в Кейп Коде, служила там экономкой. Она как раз делала салат в большой деревянной миске. Примерно в два часа дня она почувствовала что-то вроде удара по голове и услышала ружейный выстрел. Она говорит, что упала на пол. Когда она поднялась (в доме никого больше не было), оказалось, что прошло двадцать минут. Она взглянула на миску — и закричала. Ей показалось, что миска полна крови.

— Боже, — пробормотала Сьюзен.

— Через минуту все пришло в норму. Никакой головной боли, ничего в миске, кроме салата. Но она знала — знала! — что ее сестра умерла, что она убита выстрелом в голову.

— Это только ее рассказ.

— Только. Но она не шутник с богатой фантазией, она старуха, у которой не хватило бы мозгов на ложь. Но это, в конце концов, меня не беспокоит. Такого рода явления уже достаточно известны. В то, что Бидди передала сообщение о своей смерти за триста миль, мне не так трудно поверить, как в то зло — действительно чудовищное зло, которое мне иногда видится скрытым в недрах этого дома.

Ты спросила меня, что я думаю. Я скажу. Я думаю, что в телепатию людям верить легко, — эта вера им, в общем, ничего не стоит и не мешает спать по ночам. Но мысль о том, что зло, сделанное человеком, может жить после него, беспокоит сильнее.

Он взглянул в сторону Марстен Хауза и проговорил:

— Я думаю, этот дом может быть марстеновским памятником злу. Этакий сверхъестественный маяк, если хочешь. Все эти годы он хранит концентрированное зло Губерта в истлевающих костях.

— А теперь в нем опять живут.

— И опять кто-то исчез, — он повернулся к ней и взял ее голову в ладони. — Видишь ли, мне это и присниться не могло, когда я сюда возвращался. Я собирался снять его и… ох, не знаю. Победить свои страхи, что ли… Или, может, лучше окунуться в темную атмосферу, чтобы написать книгу на миллион долларов. Как бы то ни было, я думал, что смогу контролировать положение. Я ведь не был уже девятилетним мальчишкой. Но теперь…

— Что теперь, Бен?

— Теперь в нем живут! — он потерял власть над собой и ударил кулаком по ладони. — Теперь я не контролирую положение. Исчез маленький мальчик, и я не знаю, что это значит. Это может вовсе не относиться к дому, но… я не верю, что не относится.

— Призраки? Духи?

— Необязательно. Может, просто безвредный парень, который восхищался домом в детстве, купил его — и стал… одержимым.

— Ты знаешь что-нибудь о… — начала она в тревоге.

— О новых арендаторах? Нет. Я только гадаю. Но я предпочитаю, чтобы это была одержимость, чем…

— Чем что?

Он произнес просто:

— Может быть, еще один злой человек.

Анна Нортон высматривала их в окно. Она уже звонила к Спенсеру. «Нет, — сказала мисс Куген с явной издевательской усмешкой, — здесь их не было. Не заходили».

«Где ты была, Сьюзен? Ох, где же ты была?»

Губы ее исказились в беспощадной уродливой гримасе.

«Уходи прочь, Бен Мерс. Уходи и оставь ее в покое».

— Сделай для меня одну вещь, Бен.

— Все что угодно.

— Не говори обо всем этом больше никому в городе. Никому.

Он улыбнулся:

— Не беспокойся. Я не спешу в психиатричку.

— Ты запираешь свою комнату у Евы?

— Нет.

— Я бы впредь запирала. Тебя подозревают.

— Ты тоже?

— Может, и подозревала бы, если б я тебя не любила.

И она торопливо пошла по подъездной дорожке, оставив его смотреть вслед.

Вернувшись к Еве, он обнаружил, что не может ни писать, ни спать. Поэтому он забрался в «ситроен» и после минутной нерешительности направился к Деллу.

Там было дымно, людно и шумно. Оркестр брал громкостью то, чего не мог взять качеством. Около сорока пар, почти все в голубых джинсах, толклись на танцевальной площадке.

Стулья около бара были заняты рабочими с фабрики и стройки. Рабочие носили одинаковые грубые ботинки и одинаково пили пиво из стаканов.

Три официантки с вышитыми золотом именами на белых блузках (Джекки, Тони, Ширли) кружили между столами и стойкой. За прилавком Делл наливал пиво, а в другом углу человек, похожий на ястреба, смешивал коктейли.

Бен направился к бару, огибая танцплощадку, и вдруг услышал:

— Бен, приятель! Как дела?

Возле бара сидел Хорек Крэйг с недопитым стаканом пива.

— Привет, Хорек, — Бен сел рядом. Он обрадовался знакомому, и ему нравился Хорек.

— Решил испробовать ночной жизни, парень? — Хорек улыбнулся и хлопнул его по плечу.