Мария Лима - Кровный интерес

Оба вампира были без сознания — по крайней мере, мне так показалось, когда я увидела, как их безжизненные тела рухнули на землю. Вдох, другой — еле-еле, но все-таки они были живы. Провода, обмотанные вокруг их запястий и лодыжек, напоминали серебро.

— Что вы с ним сделали? — спросила я.

Мой голос звучал на удивление спокойно.

Я почувствовала прилив гнева, от чего у меня, видимо, поднялось давление.

— Ничего из того, что не следовало бы сделать…

Выражение лица Бориса стало решительным. Раньше я не видела его таким уверенным. И столь резким. Он подтащил обоих вампиров ко мне — сначала Адама, потом Нико, положил обоих рядом со мной, напротив надгробной надписи. Отлично! Мне предстоит находиться рядом с двумя мертвыми людьми, мертвым — реально мертвым! — вампиром и двумя другими без сознания. Где-то в окрестных рощах бродил мой братец-вервольф в поисках разгадки. Если бы все не было так дьявольски серьезно, я бы посмеялась над этой забавной сценой…

— Что теперь? — спросила я. — Может, хватит смертей?

— Все началось со смерти, смертью и закончится. — Борис взглянул на меня, затем в сторону. — Я не хотел вовлекать вас. Вы всегда были…

Его голос задрожал, он помотал головой, будто отрицая что-то. Снова посмотрел на меня: в глазах была печаль. Борис забормотал:

— Вам не следовало… Я никогда не имел в виду…

— Тогда позвольте мне идти, Борис, — рискнула попросить я, стараясь сохранить контроль над своим голосом. — Я обещаю, что помогу.

— Нет. Слишком поздно!

— Я не понимаю… Ты можешь объяснить?

Я надеялась, что, заболтав его, смогу выиграть время и получу шанс вытащить нас всех отсюда. Как, я не знала. Происходящее напоминало мне сюжет худшего фильма недели: старику удалось скрутить двух сильных вампиров, убить третьего и ранить меня!

— На самом деле это было легко, — сказал он. — Сказал им, что Андреа в фургоне, раненая. И что я нашел ее. На ранчо никто не обратил на меня внимания. Никому не было никакого дела. — Он продолжал с улыбкой: — Я знал, что поведутся. — Его глаза сузились. — Электропогонялка действует на двуногих животных очень хорошо.

О господи, вот как он это сделал. Та самая ультра-навороченная электропогонялка, она же электрошокер, 625 вольт. Можно пользоваться в качестве самообороны.

— Связать их было просто. Серебряный провод, клейкая лента… И привез их сюда.

— Зачем?

Мне нужно было знать, почему он сразу их не убил, если собирался избавить мир от вампиров?

— Здесь, — он указал винтовкой на маленький белый крест, — святое место. Тащить их в церковь далековато. И при свидетелях не хотелось бы. А здесь место вполне святое. Вот крест. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Я хотел только одного, вы знаете. Другой мне был не нужен. Но они пришли оба, и теперь оба умрут. Как и вы.

Его мрачная решимость ужаснула меня. Это был какой-то другой Борис — не тихий, посещаемый призраками человек, которого я знала. Этот человек выполнял миссию и был полон решимости довести дело до конца. Надо что-то делать, но что? Я чувствовала себя ненамного лучше лежащих рядом вампиров: ранена двумя пулями, а мои внутренние способности к самоисцелению не могли включиться мгновенно. Я была слаба, устала от многих дней перенапряжения…

— Они — мертвые существа, уже мертвые, — послышался голос Греты.

Она выбралась с заднего сиденья фургона, вытирая руки о маленькое полотенце. Помощь определенно не входила в ее планы.

Она приблизилась ко мне.

— Это вопрос степени…

Я знала смерть и ее реальную версию — «я-никогда-не-вернусь», — но вампиры не были такими. Есть у них душа или нет — вопрос философско-теологический. Мне не было дела до этого. Я только знала, что Адам и Нико должны умереть.

— Извиняюсь. Я не хотела вовлекать вас. — Грета присела на корточки и уставилась мне в глаза. — Надеюсь, Борис предупреждал, просил держаться подальше от этих людей.

— Зачем вы это сделали? Может, они убивали животных, но ранчо — их частная собственность. Что они там делают — не ваше дело. Они не замешаны…

— Нет, это всегда было моим делом, — произнесла Грета, встала и плюнула на меня. — Дело не в том, что они делают сейчас, а в том, что они делали когда-то и смогут еще сделать.

— Что мы делали? — хрипло спросил Адам.

Я быстро обернулась. Он пытался сесть. Его рот был порван и кровоточил, кровь запеклась в углах губ. Шорох позади заставил меня обернуться: Нико пытался привести себя в вертикальное положение.

— Ты! Иди сюда. — Грета вытащила маленький пистолет и наставила его на Нико. — Не говори ни слова. Подойдите сюда оба.

Нико уставился на нее, пытаясь сказать глазами то, что был не в силах произнести. Его губы тоже разбиты, идет кровь. Он поскользнулся на гравии и приземлился рядом с Адамом. За исключением разницы в цвете глаз и волос, вампиры были более, чем когда-либо, похожи друг на друга. Глаза смотрели на Грету, прекрасно обрисованные губы плотно сжаты, не выпуская наружу готовые сорваться слова.

— А ты, Кейра, двигайся сюда. — Грега переместилась налево. — Тебе не следует находиться рядом с ними.

Таким образом, она не ставила меня в один ряд с монстрами. Это была ошибка, которой я могла воспользоваться, если бы знала как. Я все еще находилась в стадии Изменений, не вошла в полную силу. Проклятье! Необходимо, чтобы мой брат нашел нас. Но, увы, ни один из нас не обладал телепатическими способностями.

Я могла, правда, предпринять усилия, чтобы ослабить путы на запястьях: мышечные усилия против веревки, покрытой полиэтиленом и липкой лентой. Надо напрячься. В конце концов, сил у меня больше, чем у человеческих существ. Вдруг я поняла, что мои раны не так уж тяжелы, как могли бы быть. Они все еще ныли, но не так, как сразу после ранения. Я посмотрела на свое бедро: пуля его только царапнула, и глубокий шрам наполнялся кровью.

— Что мы делали? — спросил Адам снова.

— Ты спрашиваешь? Ты еще спрашиваешь?!

Грета всхлипнула и направила пистолет в голову Нико.

— Почему ты не спросишь своего человека? Спроси у него, что он делал во время войны.

Я прекратила попытки освободить свои запястья и взглянула на Нико, затем снова на Грету. О чем это она?…

— Почему ты думаешь на Нико? Эван был нацистом, — сказала я.

Грета засмеялась коротким, горьким смехом. Еле заметная улыбка мерцала на ее губах, как призрак, затем выражение ее лица снова стало торжественным. Борис тихо стоял позади, глядя в землю.

— А, так это он был нацистом? Как кстати! Она снова засмеялась, на сей раз более весело.

— Вы не знаете? — Я была озадачена. — Я думала, поэтому Борис сказал, что узнал кого-то на ранчо; кого-то, кто был в лагере.

— Не его. — Борис снова затрясся.