Елена Логунова - Моя вечная жизнь

Ауфвидерзеен!

Медсестра вернулась в помещение. Я виновато и сочувственно взглянула на своего собеседника. Вот, значит, что он имел в виду, когда заметил, что мы не выбираем себе родственников! Что и говорить, очень не повезло.

В кресле кособоко сидела женщина неопределенного возраста – ей могло быть и сорок, и шестьдесят. Больные люди обычно не могут похвастаться моложавой внешностью, а эта дама, несомненно, была очень и очень нездорова. Это было ясно не только потому, что она явно не имела возможности самостоятельно передвигаться. У нее был потухший взгляд, и лицо, как резиновая маска: лишенное эмоций, неподвижное, восково-желтого цвета. Если бы женщина не шевелилась, я приняла бы ее за мертвую.

– Ауфвидерзеен, – тоже сказал мужчина, но только не санитарке – она уже ушла, а мне.

– Минуточку!

Я спохватилась и оглядела укутанную пледом фигуру в кресле с новым вниманием.

– Вы, что, собираетесь катить ее прямо так? Да она промокнет насквозь!

– У меня большой зонт, его хватает на двоих.

– Да, если эти двое прямоходящие! – несколько грубо уточнила я, разозлившись на недотепу, не видящего принципиальной разницы между полезными водными процедурами и вредными. – Но ваша мама сидит в кресле и промочит ноги по колено!

– Да, вы правы. Подержите!

Он передал мне зонт, проворно снял с себя полиэтиленовый плащ и укутал клеенкой ноги больной:

– Так уже лучше, да?

– Подержите! – я вернула ему переходящий зонт и тоже разоблачилась.

Второй плащ позволил упаковать больную даму в защитную пленку от подбородка до пят.

– Большое вам спасибо!

Голос заботливого сына наконец-то потеплел.

– Не за что! Счастливого пути!

Я подняла воротник своего обычного плаща, пригнулась и приготовилась к скоростной пробежке под дождем.

– Ох!

Горестный вздох заставил меня отложить старт. Я обернулась, увидела, что мужчина поднимает с земли упавший зонт, и поняла, что есть еще одна проблема:

– У вас не получается катить кресло одной рукой?

Он совершенно детским жестом почесал в затылке.

– Ох, уж эти мужчины! Подвиньтесь! – я потеснила его в тылу коляски. – Придется мне вас проводить. Вы будете толкать кресло, а я – держать над нами зонт.

– Отлично! – он явно обрадовался.

– Вот только… – теперь уже я почесала в затылке. – Как я потом вернусь домой? Боюсь, в такой ливень дождевик меня не спасет. Вы сможете одолжить мне свой зонт?

– Конечно! Только…

Я не выдержала и нервно хихикнула:

– Что еще?

– Нам завтра утром снова ехать на процедуры, а если дождь не прекратится?

Мы растерянно переглянулись.

– Ой, да что тут долго думать? – неожиданно раздался голос с небес. – Милочка, лови зонтик!

Я подняла голову, увидела в проеме окна сразу две фигуры, одинаково перегнувшиеся через подоконник, и с укором и одновременно с облегчением спросила:

– Подглядываете?

– И подслушиваем! – с готовностью подтвердил Марик.

– Только нам очень плохо слышно, вы же шепчетесь! – с сожалением добавила Галина.

– Мы больше не будем! – громко пообещал заботливый сын больной мамы.

Кажется, он тоже повеселел.

Я выскочила под дождь и поймала сброшенный мне сверху зонтик. Положила его в сумку, забрала большой зонт у маминого сына и взяла мужчину под локоть, оставив его руки свободными для работы рикшей:

– Можем двигаться!

– Вы просто наш добрый ангел!

– Я надеюсь, за это доброе дело небеса скостят мне пару грехов.

– А у вас разве есть грехи?

– А как же! Даже смертные.

– Не верю!

Дорога резко пошла под уклон, коляска разогналась, мы – тоже, и разговор побежал в темпе, способном посрамить игру в пинг-понг. При этом беседа держалась исключительно в русле общих тем и была увлекательной, но не конкретной.

Где-то на полпути я спохватилась, что мы даже не познакомились, и выяснила, что моего собеседника зовут Алекс, а его матушку – Рози. Он не назвал мне свою фамилию и даже не расшифровал имя: Александр? Алексис? У меня осталось ощущение, что новый знакомый составил обо мне более полное впечатление, чем я о нем. Почему-то так получалось, что я чаще отвечала на вопросы, чем задавала их.

Рукопожатие, которым мы обменялись на прощанье, было чуть более долгим, чем рекомендуют правила приличия.

– Я бы проводил вас, но мне не с кем оставить маму, – виновато сказал Алекс, взглянув на темные окна коттеджа.

– Я понимаю, – улыбнувшись, ответила я.

Когда-то и мне любимая мама здорово портила едва начавшуюся личную жизнь.

На этом уже можно было бы расстаться, но Алекс счел нужным объяснить:

– Она ведь не всегда была такой. Я любил ее, когда… В то, другое время.

– А теперь?

Я посмотрела на Рози. Она держала перед собой развернутую, как веер, пятерню, и самым внимательным образом ее рассматривала. Я прислушалась к невнятому бормотанию больной.

– Это моя рука? Моя рука? Моя рука?! – с нарастающим изумлением повторяла она.

Алекс вздохнул:

– Теперь я делаю то, что считаю своим долгом.

– Спокойной ночи, – мне больше нечего было сказать.

Кроме того, появилось подозрение, что Рози вполне способна расшуметься и сделать предстоящую ночь неприятно беспокойной для всех, кто окажется поблизости. Мы распрощались, и я пошла назад – в гестенхауз.

– Что-то ты долго!

– Мы уже заждались!

Два голоса прозвучали одновременно.

Я поставила в угол зонт, мокрыми пальцами неловко расстегнула дождевик и, дерганными движениями сбрасывая клеенку с плеч на пол, ехидно заметила:

– Мне кажется, вы тут не скучали!

Марик и Галя удобно раскинулись в плетеных креслах, принесенных с балкона. Галка, облаченная в теплый спортивный костюм, закинула ногу на ногу и картинно курила, целясь дымной струей в форточку и промахиваясь. Марик, в полосатом, как арбуз, махровом халате и алом тюрбане из полотенца, похожий на персонажа восточной сказки, изящно грыз шоколадный батончик, явно уже не первый. Журнальный столик был замусорен смятыми фантиками, яблочными огрызками и апельсиновой кожурой. Живописный натюрморт композиционно строился вокруг пузатой бутылки «Бэйлиса».

– Мы ждали твоего возвращения, но не выдержали и начали без тебя, – призналась Галя. – Давай сюда, вот твоя рюмка!

Приготовленная для меня рюмка была до краев наполнена кремовым ликером. Я выпила его залпом, со стуком поставила рюмку на стол и потребовала:

– Еще!

– Ты это с горя или на радости? – заинтересовался Марик. – Ну, как все прошло? Мы ждем подробностей!

Я набила рот конфетами и, не имея возможности выразить свое неудоумение словами, посемафорила нахалу бровями: какие, мол, тебе подробности?

– Анька, он клевый! – заблестела глазами Галина. – Такой мужик – закачаешься! Взгляд, как у гипнотизера: кажется, сейчас взмахнет рукой – и все женщины в обморок упадут!