Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка

Коп пожал плечами:

– Я выполняю приказания, мистер Форрестер. Вопросы лейтенанту я не задаю. Подождите здесь.

Он приоткрыл дверь – чуть-чуть, чтобы не было видно, что за нею, и протиснулся внутрь. Потом закрыл дверь сам, не ожидая, пока это сделает доводчик.

Эдуард нахмурился:

– Не понимаю, что случилось.

– А я понимаю, – сказала я.

Он приподнял бровь, глядя на меня: дескать, выкладывай.

– Я женщина и, строго говоря, штатская. И многие копы не верят, что я способна на эту работу.

– Я за тебя поручился.

– Ну что ж, Э… Тед, значит, твое мнение весит меньше, чем ты сам думал.

Он все еще хмурился, глядя на меня по-Эдуардовски, когда дверь распахнулась. На моих глазах он преобразился в Теда. Глаза заискрились, губы разошлись в улыбке, все выражение лица стало иным, будто это была маска. Личность Эдуарда исчезла как по волшебству. Наблюдая это так близко, я даже поежилась. Легкость, с которой он менял личины, наводила жуть.

В дверях стоял мужчина, низкорослый, не намного выше меня – пять футов шесть дюймов самое большее. Я подумала: неужто в местной полиции нет норм роста? Золотистые и коротко стриженные волосы выгорели на солнце до белокурых и были как прилизанные на голове с квадратной челюстью. Бледная кожа у него загорела до золотистого оттенка. Сначала Донна, теперь этот лейтенант. Они здесь совсем, что ли, не боятся рака кожи?

У мужчины были красивые светло-зеленые глаза цвета молодых весенних листочков, с длинными золотистыми ресницами, они смягчали и придавали его лицу почти женственную красоту. Лишь благодаря мужественно выставленной челюсти лейтенанта можно было бы назвать скорее смазливым, чем красивым. Она и портила лицо, и спасала его от совершенства.

Глаза у мужчины, может, и были красивые, но не дружелюбные. В них сквозил даже не холодный коповский взгляд, а какая-то враждебность. Поскольку мы с этим человеком никогда не виделись, значит, причина в том, что я женщина, штатская или аниматор – либо и то, и другое вместе. Он или шовинист, или же набит предрассудками. Не знаю, что лучше.

Эдуард попытался прервать молчание.

– Лейтенант Маркс, это Анита Блейк. Сержант Эпплтон вам насчет нее звонил.

Эдуард говорил бодрым голосом Теда, но плечи его напряженно согнулись, и жизнерадостности в них заметно не было.

– Вы Анита Блейк. – Лейтенант Маркс сумел выразить голосом сомнение.

– Она самая.

Он прищурился:

– Я не люблю, когда в порученные мне дела лезут штатские. – Он ткнул пальцем в сторону Эдуарда. – Тед доказал свою полезность. – Ткнул в мою сторону. – А вы – нет.

Эдуард начал что-то говорить, но Маркс оборвал его резким движением руки:

– Пусть сама ответит.

– Я отвечу на вопрос, если вы его зададите, – сказала я.

– Что это должно значить?

– Это значит, что пока вы не задавали мне вопроса, лейтенант. Вы только делали утверждения.

– Ладно, всякая королева кладбищ тут еще умничать будет!

Ага, значит, это предрассудки. Одна загадка разрешилась.

– Меня сюда пригласили, лейтенант Маркс. Пригласили помочь вам расследовать дело. Если вы не хотите моей помощи – не надо, только пусть кто-то из городского начальства объяснит моему боссу, какого черта я лезла на самолет в Нью-Мексико, если не была уверена, что я там нужна.

– Я вас не так встретил, и вы бежите к властям?

Я покачала головой:

– Слушайте, Маркс, что за шило у вас в заднице?

– Чего?

– Я вам напоминаю вашу бывшую жену?

– Я женат, и жена у меня только одна! – возмущенно заявил он.

– Мои поздравления. Так что дело в той вудуистике, которой я поднимаю мертвых? Вас мистические искусства пугают?

– Я не люблю черной магии.

Он потрогал крестообразную заколку галстука, которая стала почти повсюду стандартным элементом полицейской формы. Я почему-то решила, что Маркс эти заколки принимает всерьез.

– Черной магией я не занимаюсь, Маркс. – Потянув за серебряную цепочку, я вытащила крест так, чтобы он был на виду. – Я христианка епископальной церкви. Не знаю, что вы слышали о моей работе, но со злом она не связана.

– Это вы так говорите.

– Вопрос о состоянии моей бессмертной души мы с Богом будем решать без вас, лейтенант Маркс. Не судите, да не судимы будете. Или вы этот завет пропустили и придерживаетесь только того, что вам нравится?

У него потемнело лицо, забилась жилка на лбу. Гнев до такой степени, даже если лейтенант – христианский экстремист правого толка, был излишен.

– Что там за чертовщина за той дверью, что вы так оба перепугались?

Маркс заморгал:

– Я ничего не испугался.

Я пожала плечами:

– Испугались, и это видно. Вас потряс вид выживших, и вы решили отыграться на мне.

– Вы меня не знаете, – заявил он.

– Нет, но я хорошо знаю полисменов и могу определить, когда человек боится.

Он подступил ко мне так близко, что я шагнула бы назад для драки, освободив между нами пространство. Но я не тронулась с места. Не мог лейтенант в самом деле развернуться и стукнуть.

– Вам кажется, вы такая железная и крутая?

Я заморгала прямо перед его лицом, так близко, что, если бы я встала на цыпочки, могла бы его поцеловать.

– Мне не кажется, лейтенант. Я в этом уверена.

Он улыбнулся моим словам, но не добродушно и не радостно.

– Если вы думаете, что можете это выдержать, – прошу вас.

Он шагнул в сторону и приглашающим жестом указал на дверь палаты.

Я хотела спросить, что там за дверью. Что там может быть такого страшного, что настолько потрясло Эдуарда и лейтенанта полиции? Закрытая гладкая дверь хранила свои секреты.

– Чего вы ждете, миз Блейк? Вперед, открывайте дверь.

Я оглянулась на Эдуарда.

– Кажется, ты не хочешь меня просветить.

– Открывай дверь, Анита.

– Сволочь, – буркнула я себе под нос и открыла дверь.

Она вела не прямо в палату, а в небольшой тамбур с еще одной дверью, почти полностью стеклянной. Слышался шум циркулирующего воздуха, будто у палаты была автономная вентиляция. Сбоку стоял человек в зеленой одежде хирурга, с пластиковыми бахилами на ногах, на шее болталась маска. Он был высок и худ, но слабым не казался. И при этом он был первым увиденным мной жителем штата Нью-Мексико без загара. Человек протянул мне хирургический комбинезон:

– Надевайте.

Я взяла комбинезон у него из рук.

– Вы лечащий врач?

– Нет, я медбрат.

– А имя у вас есть?

Он чуть улыбнулся:

– Бен. Меня зовут Бен.

– Спасибо, Бен. Я Анита. А зачем мне вот это?

– Чтобы не занести инфекцию.

Я не стала спорить. Я была специалистом скорее по отнятию жизни, чем по ее защите, а к мнению специалистов я прислушиваюсь. Штаны комбинезона я натянула поверх джинсов, стянув завязки потуже. Но штанины все равно болтались у меня на ступнях.